Эмигрантские тетради: Исход - Федор Васильевич Челноков

всякого добра, оцениваемого в десятки миллионов. «Непобедимые воины» валялись по улицам в пьяном естестве и палили в небеса, вероятно, по ангелам, так как, надо думать, уже не находили на земле существ, достойных сражаться с ними.

В городе все и вся забе́гали, как в развороченном муравейнике, все думали о своем спасении, но все это случилось так неожиданно, что никто толком ничего сообразить не мог, и мы с Михаилом Васильевичем оставались хотя и взволнованы внутренне, но никуда не метались и ничего не предпринимали, решив не двигаться с места. Однако нашлись люди, подумавшие о нас. В 11 часов вчера мы получили категорический приказ от наших друзей быть в шесть часов утра на пристани, где нас заберет баркас и доставит на пароход, заарендованный Швецовым и другими. Пароход должен был забрать до 200 лиц и доставить в Константинополь. К этому мы совершенно не были готовы.

Михаил Васильевич принялся заканчивать свои многочисленные дела, рвать бумаги, подводить итоги и, наконец, укладывать вещи. Я-то был налегке и в первом часу ночи улегся, чтобы встать в пять, а Михаил Васильевич провозился почти всю ночь, во время которой там и тут были слышны выстрелы. К шести утра, в виде исключительного благополучия, нам удалось найти двухколесную тележку, взвалили на нее багаж и отправились на пристань; если бы не эта тележка – мы не могли бы двинуться с места, так как не смогли бы дотащить даже части багажа до пристани, которая отстоит далеко.

Одесса – Константинополь

С этого начинаются наши злоключения, не принесшие нам, слава Богу, никакого зла. На баркасе под дождем мы мокли часа два, наконец добрались до громадного парохода «Грегор», но на нем не оказалось винта, руля, канатов, пищи, воды и еще разных других необходимых принадлежностей для плавания. У нас с Михаилом Васильевичем оказалось семь бутылок коньяку, которые нас и прокормили. Мы нашли тех, у кого были съедобные вещи, а потому нас угощали охотно.

Взобравшись на пароход, мы узнали, что с нами должно было выехать 2000 французских солдат; французы за это взялись буксировать наш пароход до Константинополя, за вывод же парохода из Одессы эти господа взяли 200 000 руб. Начались томительные ожидания прихода буксира и французов, но все напрасно. К вечеру узналось, что французы в последний момент отказались от условий, оставив у себя деньги. Положение наше было ужасно, пароход двигаться не мог, есть и пить нечего; так как я́коря у нас не было, то мы были привязаны к другому пароходу «Юпитер», команда его была вся большевистская, и каждую минуту можно было ждать, что она явится к нам и устроит что-нибудь безобразное; с берега запоздалые пассажиры привозили известие о начавшихся грабежах и безобразиях, один из наших спутников вернулся с простреленной рукою. Причем за лодку ему пришлось заплатить 1500 руб. Говорили, что какого-то офицера голышом замотали в колючую проволоку и таскали по городу; к нам на пароход доставили даму, у которой только что ограбили все жилище, а ее саму выгнали на улицу.

Словом, на берег возврата нет, а на пароходе такие перспективы, что не дай бог. Наступила дождливая, сырая ночь, мы потягивали коньячок, а у кого что было подкармливали нас. Особенно милы были Ирина Владимировна и Николай Алексеевич Швецовы. Нужно, однако, было где-нибудь успокоиться. Наше помещение с Михаилом Васильевичем кто-то захватил, пришлось делать скандал почти до драки, хотя и дрались за ложе, больше похожее на гроб, чем на что-либо другое. Ночь прошла в этом ужасном ложе.

Встав, услыхали пальбу из пушек и пулеметов. Кругом нас стоят громады французских, греческих, английских броненосцев, а мы всё так же беспомощны. В городе набережная видна в бинокль, залитая народом. Что там творится? Говорят, идет грабеж лучшей части города, пушки палят, трещат пулеметы. Ирина Владимировна поит нас чаем, мы разливаем коньячок, кто-то отпускает нам колбасы, а едем ли или не едем – нет ответа. Вот уж 12 часов. Час, два, три – все та же неизвестность. Говорят, надо перебираться для чего-то на «Юпитер». А зачем? Почему там лучше? Никто не знает, а все тащат куда-то свои багажи. Сумятица, озабоченные лица. Хозяева, т. е. Швецов и компания, что-то шепчутся между собой. Жуть на душе, а саквояжи тащу.

Вдруг слух – не надо на «Юпитер», будем пересаживаться на другой какой-то пароход. Но время идет, оказывается вранье, никакого парохода нет. Опять жуть – опять вопрос – что же с нами будет? Уж вечереет, а просвета нет. Опять ночевать в «гробу» – а там что? И вдруг, как из-под воды, у самой кормы появляется какой-то пароход, совершенно черный, мрачный, а рупор кричит: «По приказу английского адмирала все пассажиры «Грегора» принимаются на борт «Капуртала», для доставки в Константинополь». «Ура!» – грянуло из освобожденных грудей. Ура! – в честь спасителей англичан. Все, как один, закопошились, ожили, бросились к своим вещам и мигом-мигом весь багаж и 250 человек оказались под английским флагом, т. е. неприкосновенны и обеспечены всем необходимым.

Прибыл адмирал, кто-то обратился к нему с горячей благодарностью, он выслушал, закусив нижнюю губу (видно, это его обычное состояние), и сквозь сжатые зубы процедил: «Рад, что это вас устраивает» – и уехал. Оказалось, что один моряк, наш спутник, довел до сведения англичан, что «Грегор» находится в состоянии аварии. По морским законам ближайший корабль должен немедля подать помощь, и помощь была дана. С этого момента мы попали под покровительство англичан – великое счастье в наше несчастное время! Это счастье мы оценили на другой день, когда узнали, что команда «Юпитера» собиралась ночью открыть кингстоны и утопить нас вместе с пароходом. Как только мы оказались на «Капуртале», случилось нечто, давно не виданное в России, – открылись его склады и, как град, из верхнего трюма в нижний посыпались большие жестянки с бисквитами, консервами и всем, что было нужно, чтобы нас кормить; град этот продолжался с час; с грохотом и шумом по доскам мчались эти жестянки, некоторые вскрывались, сыпались галеты, и мы ходили по белому хлебу, усеявшему пол.

Накормив и напоив всех, англичане предоставили каждому устраиваться, где как кто может. Дамам была отведена столовая и каюты, куда нас, бедных, не пускали. Кормили их вареньем и всякой штукой, но барыни не забывали нас и приносили всякие вкусные вещи. Все были счастливы и веселы. На другой день в самое Благовещение отслужили молебен (попы́ между нами тоже оказались). Во время этого молебна «Капуртала» снялась и направилась в Констанцу. Над Одессой шел грохот пушечной пальбы, мы были спасены, хотя и лишались родных и родины. Смутное ощущение радости за свою шкуру, надвигающейся беды на