Новые приключения Царя Обезьян - Дун Юэ

«А впрочем, – засомневался Сунь Укун чуть погодя, – кто его знает? Если каждый император правил только по месяцу, тогда за четыре года сменятся все тридцать восемь правителей. Может, никакого обмана и нет».

Тут Сунь Укун вконец растерялся и, как ни бился, так своих сомнений и не разрешил. Тогда он уселся на краешек облака и мысленно произнес тайное заклинание, призывая местное божество земли. Теперь-то он узнает истину! Сунь Укун прочитал заклинание с десяток раз, а бог и не думал являться. «Обычно стоит мне только начать читать заклинание, как божества земли бегут ко мне со всех ног, – подумал Сунь Укун. – Что же сегодня случилось? Хоть дело и срочное, не стану на них гневаться. Пойду-ка спрошу у служащих Небесной Управы, что заступили на дежурство. Уж они-то расскажут все как есть!»

«Братья, где вы?» – позвал Сунь Укун небесных чиновников. Кричал, кричал, добрую сотню раз звал – так никто и не откликнулся. Сунь Укун рассердился и в мгновение ока принял облик того, кто учинил переполох в Небесном Дворце, а его волшебный посох стал толщиной с горлышко кувшина. Потом он взмыл в небо, долго кружил там и метался из стороны в сторону, но ни один из богов не пожелал к нему выйти.

Сунь Укун разозлился еще больше. Он помчался прямо во Дворец Божественных Туманов, чтобы встретиться с Яшмовым Императором и добиться ответа от него. Но, подлетев к Небесному Дворцу, увидел, что его ворота заперты, и заорал во все горло: «Отворяй ворота!» – «Вы только послушайте этого нетерпеливца! – ответили ему из-за ворот. – Да у нас теперь и входить-то некуда – кто-то украл Дворец Божественных Туманов!» А другой стражник, рассмеявшись, добавил: «Большой брат, неужели ты не знаешь, что Дворец Божественных Туманов у нас украли? Пять сотен лет тому назад был такой конюший по имени Сунь, который учинил переполох на небесах, а потом, затаивши обиду, сколотил шайку негодяев, которые под видом паломников отправились в путь, будто бы в поисках сутр, а сами обошли всех чудищ на Западной Дороге и свели с ними дружбу. И вот однажды Сунь Укун позвал их и подговорил украсть Дворец Божественных Туманов. У знатоков военного искусства такая хитрость называется умением натравливать чужих на чужих. Дело беспроигрышное! Этой обезьяне хитрости не занимать, ей палец в рот не клади!»

Услыхав речи стражников, Сунь Укун был и польщен, и раздосадован. Но нрав у него был упрямый и нетерпеливый – мог ли он примириться с подобными лживыми обвинениями. Он кричал: «Отворяй!» – барабанил в ворота громче прежнего и даже колотил по ним ногой.

«Если ты вправду хочешь, чтобы тебе отворились небеса, – сказал голос за воротами, – подожди четыре тысячи сорок шесть лет и три месяца, пока не отстроят заново Дворец Божественных Туманов. Вот тогда мы отопрем ворота и примем тебя как почетного гостя, идет?»

Сунь Укуну не терпелось увидеть Яшмового Императора и получить от него божественную грамоту с пурпурными иероглифами, где было бы ясно сказано, наваждение эта новая Великая Тан или нет. И вдруг этакое унижение! Но делать нечего: пришлось ему спуститься на облаке к владениям Великой Тан. «Зайду-ка я туда и посмотрю, что из этого получится», – решил Сунь Укун и, позабыв про свою досаду и огорчения, подошел к городским воротам. Воин, стоявший в дозоре, сказал ему: «Новый император повелел хватать и казнить всех, кто говорит странные речи и носит странную одежду. Хоть у тебя, любезный монах, нет ни дома, ни семьи, все же лучше бы тебе поостеречься, коль жизнь дорога».

Сунь Укун сложил перед собой приветственно руки и ответил: «Ваши слова, уважаемый, как нельзя более своевременны». Тут он превратился в бабочку, влетел в ворота и стал порхать в воздухе, как прелестная танцовщица или чарующие звуки лютни.

Спустя некоторое время Сунь Укун оказался у башни, украшенной цветной черепицей, влетел в ее яшмовые двери и уселся в уголке просторного зала. Перед ним высились яшмовые стойки дверей, обвитые «облачным» узором, в дымке таяли зеленые покои – поистине такое не часто доводится видеть даже небожителям.

Кружатся небеса

   в эфире золотом,

И за звездой звезда

   равняется с Ковшом.

Родятся облака

   из царственных палат,

И в солнечных лучах

   сияет стольный град.

Сунь Укун глядел по сторонам и все не мог наглядеться. Над дверями зала он заметил надпись: «Дворец Зеленой Яшмы», а рядом помельче: «Воздвигнуто в счастливый день второй луны первого года царствования Нового Сына Неба Тан Императора, Легкого Мыслями». Зал был без всякого убранства, и только на стене висели две надписи. Они гласили: «После того как династия Тан владела Поднебесной пятьдесят лет, великое государство стало так мало, что на нем не уместилась бы и горсть зерна. В то время горы и реки покинули свои места на земле, звезды и луна беспорядочно блуждали в небесах. Новый император завладел Поднебесной на сто миллионов лет. Народ всюду поет оды времен чжоуского Сюань-гуна[10]. Я, ничтожный слуга Чжан Цюй, почтительно возношу хвалу».

Прочитав надписи, Сунь Укун с усмешкой подумал: «С такими-то „ничтожными слугами“ во дворце как императору не стать легким мыслями?» Вдруг в зал вошла служанка с зеленой бамбуковой метлой и заговорила сама с собой: «Ха-ха! Император спит, и его советники тоже. Нынче Зал Зеленой Яшмы превратился в „Павильон Спящих Небожителей“! Прошлую ночь наш Легкий Мыслями Сын Неба провел со своей любимой дамой Погибель Царству[11]. Они пировали в заднем парке Дворца Зимородков, пили и веселились до самого рассвета. Сначала наш государь велел принести зеркало „Горы Высокие Тан“[12] и приказал Погибели Царству встать с левой стороны, а госпоже Сюй – с правой, сам встал посередине, и они принялись втроем смотреться в зеркало. Сын Неба сказал дамам: „Вы прекрасны!“ – а те ему в ответ: „Вы, Ваше величество, само совершенство!“ Сын Неба повернулся и спросил нас, дворцовых наложниц, хорош ли он. И все наложницы, числом в три или четыре сотни, воскликнули в один голос: „Воистину муж необыкновенной красоты!“ Сын Неба очень обрадовался и с взором, затуманившимся от удовольствия, осушил большую чару вина. Захмелев наполовину, он встал поглядеть на луну и расхохотался. Показывая на лунную фею Чанъэ[13], он сказал: „Вот моя госпожа Сюй“. А госпожа Сюй показала пальцем на небесную