Кандинский и я - Нина Николаевна Кандинская

Мы пошли по залам музея, Кандинский со знанием дела говорил о представленных произведениях и весьма лестно отзывался о современном искусстве. Я слушала его как завороженная и видела перед собой все, о чем он говорил, в цвете и объеме. Он пытался объяснить мне все наглядно, и складывалось впечатление, что, рассказывая, он писал картины.

Внезапно я вспомнила картину Кандинского, которую видела ненадолго до этого на выставке современного русского искусства. И я невольно отметила волшебную связь между ней и самим художником. Эта картина была сам Кандинский. Я имею в виду не автопортрет, а отражение в ней всего мира его представлений, фантазий и созидательной мощи. Ни один другой художник не мог бы так писать.

Обойдя экспозицию, мы покинули музей и прошлись по бульвару вдоль Кремля. Кандинский восхищался заходящим солнцем, богатство красок и атмосферу вечера он облекал в фантастические слова. Он словно создавал картины, которые заставляют меня воспроизвести фрагмент из его книги «Взгляд назад»{4}: «Солнце плавит всю Москву в один кусок, звучащий как туба, потрясающий всю душу. Нет, не это красное единство — лучший московский час. Он только последний аккорд симфонии, развивающей в каждом тоне высшую жизнь, заставляющей звучать всю Москву подобно fortissimo огромного оркестра. Розовые, лиловые, белые, синие, голубые, фисташковые, пламеннокрасные дома, церкви — всякая из них как отдельная песнь, — бешено зеленая трава, низко гудящие деревья, или на тысячу ладов поющий снег, или allegretto голых веток и сучьев, красное, жесткое, непоколебимое, молчаливое кольцо кремлевской стены, а над нею, все превышая собою, подобная торжественному крику забывшего весь мир аллилуйя, белая, длинная, стройно-серьезная черта Ивана Великого. И на его длинной, в вечной тоске по небу напряженной, вытянутой шее — золотая глава купола, являющая собою, среди других золотых, серебряных, пестрых звезд обступающих ее куполов, Солнце Москвы»{5}.

Кандинский написал эти строки в 1913 году. Тогда он еще не был уверен, что познает то самое «недостижимое и высшее счастье» запечатлеть этот час. Мечта его исполнилась именно в тот момент, когда мы вместе сентябрьским вечером 1916 года бродили по вечерней Москве, счастливые и влюбленные. Для Кандинского это был самый прекрасный час московского дня. «Солнце уже низко и достигло той своей высшей силы…» Исчезающий образ: солнце плавится в багровом зареве, в последний раз погружая город в огненно-красный свет. Его не забудет тот, кому посчастливилось увидеть московский закат.

Он не мог представить себе работу без удовольствия. Когда он чувствовал себя несчастным, родник его творчества иссякал. Когда же ему было хорошо, в его картинах ощущалась радость.

Мы наслаждались вечером и красотой города. Кандинский, будучи много старше меня, в душе был молод, увлечен и вновь обрел способность восхищаться. Эти положительные качества не покидали его до преклонных лет. Лишь после нашей свадьбы он признался мне, почему так внезапно решил познакомиться со мной: «Меня поразил твой голос».

Мой голос побудил Кандинского к творчеству. После нашего первого телефонного разговора он создал акварель и назвал ее «Посвящение незнакомому голосу»{6}.

Быстрое и счастливое решение

Кандинский настаивал на нашей скорейшей свадьбе. Моя мама была против. Ее беспокоила слишком большая разница в возрасте. Кроме того, Кандинский жил не в России, а мама хотела, чтобы я была поблизости. Однако наша любовь пересилила сопротивление мамы. Уже пять месяцев спустя после нашей встречи, 11 февраля 1917 года, мы венчались по русскому православному обряду. Свадьба состоялась в узком кругу родственников и друзей. Я конечно же мечтала выйти замуж в белом. Кандинский позаботился о том, чтобы мое желание сбылось, и сам сделал эскиз красивой отделки свадебного платья. Мы поженились, и я стала весной в осени его жизни.

Разумеется, опасения высказывала не только мама, родственники и друзья тоже удивлялись, почему я выбрала мужчину намного старше себя. Однако я ни с кем это не обсуждала. Что люди думали об этом, меня совершенно не интересовало. Я не думала ни о возрасте Кандинского, ни о своем. На самом деле, он выглядел много моложе своих лет.

Нелепо предполагать, что я вышла замуж за Кандинского, потому что он был знаменит. Мы влюбились друг в друга с первого взгляда и по этой причине — Кандинский всегда это подчеркивал — не провели ни единого дня врозь.

Наша свадебная поездка привела нас в Финляндию. Поездом мы отправились через Санкт-Петербург к знаменитому водопаду в Валлен-Коски, расположенному сразу за русской границей. Нам открылся чудесный зимний пейзаж. Казалось, что две недели мы живем на счастливом острове, удаленном от мира, который больше не существовал для нас. Это было волшебно. Затем мы отправились в Хельсинки.

Однажды утром я проснулась от громкого пения, доносившегося с улицы через открытое окно нашего гостиничного номера. Мне показалось, что это сон. Люди пели «Марсельезу», хотя официально петь революционные песни было запрещено. Я встала и выглянула в окно. По улице маршировали матросы с красными знаменами в руках. Я разбудила Кандинского, он тут же оделся и пошел в коридор, где уже собрались офицеры, а потом ворвался в комнату с новостью, что царь отрекся от престола.

В России началась революция

Для нас эта новость была совершенно неожиданной. Мы неделями не читали газет и поэтому ничего не знали о политических событиях в нашей стране. Кандинский решил, что нужно срочно вернуться в Москву. Ему хотелось на месте следить за тем, как будут развиваться события, да и оставлять квартиру без присмотра было опасно.

Не желая поддаваться всеобщей панике, он старался все обдумать спокойно. «Если революция принесет России и ее народу положительные изменения, — сказал он, — то она благо, и я могу ее только приветствовать».

Нашу квартиру мы нашли запертой, как и оставили ее перед отъездом. Я говорю «нашу» квартиру, потому что после свадьбы я переехала к Кандинскому в дом № 1 на углу Долгого и Неопалимовского переулков. До этого я жила в доме матери в Козихинском переулке.

Мое происхождение

Мое девичье имя Нина фон Андреевская. Как уже ясно из имени, я происхожу из русского дворянского рода. Родилась я в Туле, откуда в раннем возрасте переехала вместе с семьей в Москву. В Москве я провела юность, там ходила в школу, сдавала выпускные экзамены. Уже будучи замужем за Кандинским, я в течение двух лет изучала в Московском университете историю и филологию, а в качестве дополнительного предмета —