Рожденный, чтобы жечь! - Дмитрий Лим

— АГУ-А!

— Короче, походу придется самому в дежурку тащиться. По крайней мере, там ты будешь в безопасности. Наверное…

Тут произошло что-то странное. Боре на миг показалось, что в груди что-то кольнуло. Будто ударило током. А потом появилось лёгкое головокружение и…

— Странно… — Растирая грудь рукой, произнес он. — Пора бы режим наладить. Видимо несколько дней почти без сна сказываются.

Борис поднялся с лавки, ощущая ноющую боль в спине.

Корзинка показалась непомерно тяжелой, словно в ней лежал не младенец, а мешок с камнями. Он вновь двинулся в путь, на этот раз в сторону полицейского участка.

По дороге его не покидали смешанные чувства. С одной стороны, он чувствовал облегчение от того, что скоро избавится от этой внезапной ответственности. С другой, какая-то непонятная тревога грызла его изнутри:

— Я голодный что ли? — нахмурился парень. — Да, наверное. Нужно пожрать. И поспать. А потом ещё раз пожрать.

Услышав Борю, ребёнок протянул своё жалобное: агу-а.

— Поскорее бы тебя сдать, малой, — пробурчал Боря. — Надеюсь, Натаха чё нить приготовила…

Затем, из глотки паренька вырывалось громкое: а-а-а-а-а.

Он зевнул, да так широко, что, казалось, птицы рядом приняли это за угрозу. Испуганные воробьи бросились в сторону проезжающей мимо машины.

Подойдя к участку, он остановился, вспомнив, как его множество раз приводили сюда за драки. В итоге, вздохнув, он все же решился войти. Навстречу ему попался грузный мужчина с уставшим лицом. Он замер в дверном проёме, разглядывая как Борю, так и корзинку в его руках:

— Что у вас?

— Ребёнок. Потерялся вот.

Резко протянув корзинку, Боря приподнял одеяло, показывая малыша. Младенец, недовольный таким резким телодвижением, захныкал.

Полицейский посмотрел на парня с явным раздражением:

— Потерялся? И что теперь? Родителей ищи. Мы тут не детский сад.

Борис почувствовал, как внутри всё закипает:

— Делать мне больше нечего. Да и я звонил вам! Вы сказали, что все заняты! — огрызнулся он, стараясь сдерживать гнев. — Я уже дохрена сколько времени тут с ним хожу, никого нет. Что мне теперь, его на улице оставить?

Толстяк вздохнул и взглянул на младенца:

— Ладно, ладно, — сказал он, смягчаясь. — Заполняйте протокол. Потом разберёмся.

Борис облегчённо выдохнул. Казалось, всё налаживается.

Пройдя в участок, он оказался в большом зале. До стойки дежурного было метров двадцать. Но на стойке не было подоконника, чтобы поставить корзину.

В общем, он оставил его на диванчике. А сам направился в сторону окошка с дежурным.

И тут случилось нечто странное.

Пройдя полпути, у Бори резко скрутило живот. Затем мир перед глазами «скрасился» пятнами. Во рту появился неприятный привкус, а голова начала раскалываться так, словно по ней кувалдой прошлись.

— Че за?.. — В полусогнутом положении, прохрипел он.

Но в этот момент, в голове послышался эхообразный женский голос: «Не бросай его!»

Согнувшись ещё сильнее, он выдавил из себя:

— Твою мать… что за глюки?

И начал пятиться, хватаясь за живот.

— АГУ-А?

Глава 2

Ощущения были странными. К тому же дежурный явно обратил внимание на Бориса. Выкрикнув: «Эй, ты там что, наколотый что ли?», полицейский вернулся к своей работе, как ни в чём не бывало.

Никак не отреагировав на глупый вопрос, парнишка повернулся к спиногрызу. Напрочь отказываясь принимать тот факт, что он слышал чей-то голос в своей голове.

Глядя на младенца, с некоторым раздражением на лице, ведь этот мелкий шкет — первопричина, почему Боря до сих пор не дома, он отмахнулся от назойливой мысли с галлюцинациями.

Однако, они его не отпустили. Произошло ещё кое-что странное. Парнишка вдруг почувствовал себя хуже. Возвращая всё внимание к стойке дежурного и делая шаг в его сторону, Борису опять стало плохо.

Проведя несколько манипуляций с хождением назад-вперёд под камерами полицейского отдела, он вдруг понял: по какой-то причине он не может отдалиться от малыша.

Да ладно отдалиться…

— Бредятина, — пробормотал своё умозаключение. — Видимо, действительно устал.

Но всё внутри него почему-то противилось подойти к дежурному. Ощущения были странными, словно его тянуло назад, к младенцу.

Затем его голову посетила мысль: с собой нет паспорта. А как ты подашь заявление без такого важного документа? В итоге, он в очередной раз прибегнул к девизу своей жизни.

— Ай, пофиг. Потом разберёмся.

Махнув рукой, Боря направился к корзинке. Через мгновение на него уставились два удивлённых голубых глаза.

— Поменьше недовольства, малой, — пробурчал парнишка. — А то оставлю здесь, с этими идиотами.

— Агуа? — заявил малыш, на этот раз более вопросительно.

Борис нахмурился:

— Мне бы твои проблемы. Лежишь тут спокойно. Хочешь спи, хочешь агукай…

Вот что за «агуа»? Ему бы сейчас поспать, а не разгадывать детские ребусы. Однако что-то в этом тихом, робком звуке заставило его остановиться.

Он присел на корточки, оказавшись лицом к лицу с младенцем.

— Чё ты барагозишь?

Малыш протянул к нему пухлую ручонку.

— Агуа! — пролепетал он снова, глядя Борису прямо в глаза.

В этих глазах не было ни страха, ни упрёка, только невинная просьба. И вдруг Бориса осенило. Вода. Он хочет пить.

— Точно, — пробормотал Борис. — И как я сразу не догадался?

Оглянувшись, он увидел кулер в углу комнаты. Поднявшись, Борис направился к нему, стараясь не выпускать малыша из виду.

Едва он сделал пару шагов, как почувствовал уже знакомое неприятное покалывание в животе. Остановившись, он посмотрел на корзину. Малыш, словно почувствовав его взгляд, потянул к нему ручки, снова пролепетав своё: «Агуа».

Борис вздохнул. Это уже начинало походить на паранойю. Но как объяснить это странное явление?

И главное, почему он чувствует себя плохо, когда отходит от ребёнка?

Отбросив сомнения, Борис налил стакан воды и вернулся к корзине.

Поднеся стакан к губам малыша, он оторопел. Стакан был выбит из рук лёгким взмахом малыша.

— Охренеть. Ты не попутал?

* * *

Какая ещё вода? Почему, ну вот почему…

Меня сильно расстраивало то, что именно этот пацан нашёл меня. Именно пацан. Вымахать он конечно успел. Вон какая спина и ручищи. Но вот умственно… Он был слишком безалаберным. И тут не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понимать это.

Родителей мы так и не дождались. И чёрт его знает, были ли они.

А ещё меня очень серьезно начало беспокоить то, что именно к этому