Идеологическая война - Юрий Владимирович Тихонравов

class="p1">Стихийно это оружие используется испокон веков. Чингисхан победил мусульман, но затем Мухаммад победил большую часть Монгольской империи. Поклонники синего неба сами превратились в мусульман.

§10

В наше время во многих странах “американский образ жизни” с присущими ему либеральной демократией, меркантилизмом, индивидуализмом и проч. побеждает уже в силу того, что там, в этих странах, уже нет никаких собственных идей, в то время как в пользу этого образа жизни свидетельствует сама жизнь американцев – весьма зажиточная, рождающая гигантскую мощь и со вкусом представленная в тысячах художественных образов, прежде всего голливудских. То есть американцы привыкли, что ничего специально делать не надо – достаточно удалить “плохих парней”, которые мешают народу, и он сам радостно пойдёт американским путём. Однако в ряде регионов планеты всё-таки ещё остались свои идеи того, как человеку надо жить. И если вы хотите переставить их на другие рельсы, надо стараться показать им, чем и как ваш путь лучше их. В деталях и с акцентом на те ценности, которые характерны именно для этих людей.

§11

Ничего этого не было сделано в Афганистане. Американцы вообще не интересуются другими культурами, им и в голову не приходит, а если приходит, то не помещается, что у носителей других культур могут быть не только другие рецепты гамбургеров, но и другие жизненные цели. В этом, надо сказать, не только слабость, но и сила Америки. Узколобость – это побочный эффект и показатель твёрдой уверенности масс в избранном ими пути. Другие пути им нелюбопытны, и незачем даже представлять, что они возможны. Однако, если вы всё-таки хотите распространять свой образ жизни среди весьма далёких от вас народов, без этого никак не обойтись.

§12

Это, в частности, значит, что американцам надо было показать на жизненных примерах, что афганец, избравший американский путь, осуществляет все те же ценности, что и афганец, живущий по шариату, только лучше, а также при этом избавляется от ряда существенных недостатков. Голливуд не выпустил ни одного фильма, в котором персонаж-исламист, проходя через ряд жизненных испытаний, правдоподобно превращался бы в либерала. Без этого ни на что рассчитывать было нельзя.

§13

Но и этого было мало. Дело в том, что американцы всё-таки давали афганцам жизненные примеры – не через художественные образы, а через личные контакты. В Афганистане было много американцев – в основном бодрых и весёлых авантюристов, раскованных, деловитых, небедных, достаточно образованных и так далее. К тому же сильных – занявших страну своими войсками. И немало афганцев, что называется, купились на эту демонстрацию. Однако, приняв либерализм как жизненную стратегию, они почему-то не создали у себя дома эффективную либеральную демократию. Напротив, у них всех вместе почему-то получилось, вместо Америки или чего-то подобного на восточной лад [вроде Израиля или хотя бы Турции], предельно коррумпированное государство, которое не могло стоять само по себе и закономерно рассыпалось при первом же лёгком дуновении.

§14

Дело в том, что либеральная демократия как форма общественной организации не является результирующей множества индивидуальных либеральных стратегий. Множество индивидуальных либеральных стратегий ведут только ко всеобщей коррупции, к общественному распаду. Либеральная демократия как форма общественной организации является результирующей множества совсем других индивидуальных стратегий. Эти стратегии – христианские, а точнее протестантские, а ещё точнее – кальвинистские. Либеральную демократию во всём её блеске могут создать только кальвинисты – старые добрые пуритане. Когда пуритан становится меньше, либеральная демократия ещё может существовать по инерции, но будет постепенно разлагаться. Когда пуритан останется критически мало или не останется совсем, она может в любой момент рухнуть, ровно как карточный домик. Не в Афганистане, а в самой Америке.

§15

Чтобы обратить афганцев в свободную и демократическую нацию, американцам надо было распространять среди них не либерализм, а пуританство, как в Южной Корее. Получилось бы не сразу, вначале скорее всего пришлось бы пройти через стадию террористической диктатуры, но результат был бы относительно долговечным.

§16

Но для этого должно было быть выполнено одно маленькое условие. Сами американцы должны были оставаться в большинстве своём пуританами, хотя бы вторичными [то есть признавать правоту кальвинизма если не в их индивидуальном случае, то по крайней мере на уровне общества]. Если вы сами не верите в то, что распространяете, никто за вами не пойдёт. Однако американцы в своём большинстве не только не верят больше в кальвинизм, но они ещё и заблуждаются насчёт экзистенциальных основ своего собственного образа жизни. Они уверены, что либеральная демократия и свободный рынок не нуждаются в кальвинизме и кальвинистах, что они вполне могут процветать и без них. Это фатальное заблуждение означает обречённость на идеологические провалы. Не только за морями, но и у себя дома.

§17

Если вы не ведёте идеологическую войну, её ведут против вас, и вы обречены. Но даже если против вас её не ведут, вы всё равно обречены. Потому что отсутствие идеологии – это тоже оружие, которое рано или поздно взрывается в руках у тех, кто его держит.

§18

Ещё совсем недавно огромное число людей могли позволить себе вовсе не думать о высоких материях только потому, что где-то на периферии их сознания имелась уверенность: есть кто-то, кто так или иначе хранит твёрдые знания по этим вопросам. Массы могли спокойно заниматься военной подготовкой, починкой примусов, лужением рукомойников, воровством, хлебопашеством, питием чая, рыбалкой, реконструкторством, психотерапией, ремонтом машин и квартир, ловлей блох, изготовлением реквизита и прочими “конкретными делами”. Потому что знали, что у всего этого есть и общий смысл, что это часть какой-то большой стратегии и кто-то, кому положено этим заниматься, в случае чего может его засвидетельствовать.

§19

Ввиду распространённой бессознательности данного процесса многие могут на словах даже прямо отрицать необходимость подобного знания и со злобой относиться к любым разговорам на эту тему. Но как только вдруг эта периферийная уверенность колеблется, как только на горизонте возникает робкая вероятность, что никаких таких людей нет и никакого такого знания нет, вся “конкретика” вдруг начинает сыпаться. Всё, что казалось абсолютно незыблемым, начинает шататься и плыть, включая самые границы того, что мы называем бытом и повседневностью. Вдруг становится неясно, а надо ли тренироваться, чинить, лужить, воровать, пахать, пить, ловить, лечить, плясать, паять, строгать. Это, опять-таки, всё происходит в какой-то сумеречной зоне, очень смутно. Просто человека охватывает какая-то беспричинная тревога, он становится нервным, всё начинает валиться из рук и так далее. Когда вот эта муторность достаточно распространяется, она проявляется как худшая форма апокалиптических