Кавалеристы - Артем Владимирович Драбкин

Прослужил я в запасном полку год семь месяцев, а служить в запасном полку хуже, чем на фронте: все думают, что шкуру спасает этот лейтенант. «Смотрите, все воюют, а он здесь учит воевать». Несмотря на то что у меня на груди ленточка и медаль. А ему что, солдату…

Произошел тут случай. Один из бывших арестантов, уголовников, избил якута-солдата. Пришлось его избить. И надо же, на фронт поехали мы с ним вместе. У меня, конечно, поджилки трясутся: «Черт его знает!» И вот он однажды по дороге мне говорит: «Товарищ лейтенант, ударь меня».

– За что?

– А как в прошлый раз. Ты здорово бьешь. Ну, ударь…

Я ему:

– Брось дурить-то. Я знаю, что ты хочешь от меня узнать. Ты даже не понял, что бил-то не я, а бил сержант сзади левой рукой. И ты падал, а я только махал.

– Я его найду, я его убью, гада такого-то.

И вот едем, все ж я боюсь. Доложить, что уберите от меня солдата, кто это пойдет мне… А потом, он может меня пристрелить и не в одном взводе, а в разных взводах…

Я приехал на фронт со своим взводом: мне привилегию сделали. И с этим взводом я воевал уже в 10-й Гвардейской кавалерийской казачьей Кубанской дивизии, а та стала, в которой я раньше воевал, 17-й. В 36-м Гвардейском казачьем Кубанском двух орденов Александра Невского…

И вдруг прибывает к нам майор, бывший мой командир взвода. Мы встречаемся с ним. «Откуда ты, – говорят, – знаешь? Теперь у тебя блат». – «Не знаю, не знаю, – говорю, – блат будет или нет».

И в первом же бою… Бой был не столько удачный в целом-то, а для нашего полка был удачный: мы взяли населенный пункт. И кто-то донес, что мы отошли из населенного пункта без приказа. И вместо орденов нас к следователю. Мы два дня доказывали, что никуда мы не отступали. Где наше место? Здесь. Так куда же мы отступали… Откуда мы знаем, кто доложил. А получилось, видимо, так… Мы-то прошли, а тут танкисты противника начали стрельбу. Посыльный не мог пройти и вернулся назад, сказал, что мы отошли. «Ладно, – говорят, – мы вас восстановим». Так и не восстановили.

Через семь дней мы все же по ордену Красной Звезды получили, за другой бой. Тут мы воевали с другой дивизией, с 9-й Гвардейской казачьей Кубанской дивизией. Приданы были в помощь на правом фланге. Дивизия наступает против лесозавода, а мы: «Чего нам лезть на лесозавод? Дай-ка правее, раз никого нет». Оврагом зашли в город. Город-то взяли, кричали своих-то, а этот командир дивизии забыл, что у него есть эскадрон приданный, чужой. И мы решили выйти назад. Взяли пленных, убитых припрятали до возвращения. Идем и попадаем на командный пункт командира дивизии. И он уже со страха кричит командиру эскадрона: «Кто вы?»

– Мы – четвертый эскадрон.

– Кто такие? – спрашивает.

– Мы вам приданы.

Подходит командир эскадрона к нему, он его бьет:

– Врешь ты, немцы там.

– Нету немцев в городе. Ну нету…

Он ему говорит, командир эскадрона Дроздов был: «Скажите: что делать-то? Мы еще раз зайдем в город, но что делать-то? Если хочешь наступать, наступай, мы с тыла ударим. Потому что нам же тяжелей: артиллерия будет бить, и немецкая, и наша, по нам же». Договорились, часа через два взяли… они вышли к нам в город, мы на окраину города. Приходим в свой полк. «Вы, – говорят, – все живые?» – «Да, четверых только…» Погибло четверо. Это, как говорится, очередной бой.

– Где это было?

– Это было в Чехословакии. Деревня называется Алначи. У нас (в Удмуртии) Алнаши, а деревня называется Алначи.

Во взятии Дебрецена мы внешний фронт занимали. Его окружили, врага-то, а мы не подпускали с внешней стороны. Нам пообещали ордена, если у нас кони будут чистые, а мы с Федей Абрамовым пошутили, что наша боевая готовность от чистоты хвоста не зависит. И нас лишили орденов.

А последний бой был тоже в Чехословакии. Я получил одно задание, чтобы тыл прикрыть. А пока прикрывал, полк положил один пулеметчик. Один пулеметчик с горы. И мне говорят: «Ты пока не зашел туда-то. Давай-ка зайди посмотри, что на горе-то». Зашли – один! Мы в него выпустили тринадцать пуль… И взяли. Я ранен был, и командир эскадрона был убит. Подходит заместитель командира полка и говорит: «Ты чего, ранен?» Я говорю: «Да».

– Где командир эскадрона?

– Убит.

– А ты чего не идешь в тыл?

Я говорю: «Так некому командовать эскадроном-то». Он говорит: «Давай я пока останусь за тебя, может, кто-нибудь подойдет». Я говорю: «Вон у меня сержант тут, неплохой мужик». «Ладно, иди», – говорит. Пулеметчик один мой, тоже раненый, не оставил поля боя и без наград остался. И меня только представили к награждению орденом за этот последний бой после войны. Я уже отлежал полтора месяца в госпитале.

Кончилась война. Я думал уволиться, так как мне перспективы не было, что меня везде будут тыкать носом, что я сын врага народа и внук кулака (смеется).

Самое главное, кончилась война, уж отец твой был (он родился в 1950-м). Приезжаю в Златоуст, куда дед был выслан. И дорогой едем, бабка какая-то рассказывает, как она вот то-то и то-то, как ей трудно живется-то. У меня мысли были уже в Златоусте. Приезжаем – встречают. Первой бабку, а потом меня. Это бабка моя была родная! Я говорю: «Ты чего не сказала?» А она говорит: «Ты чего не сказал?»

– Я не узнал.

Решили надуть деда. Приходим, я и говорю: «Вот что, старик, я у вас буду жить на квартире». Открываю чемодан, размещаюсь. Он: «Я сказал, что у меня нет квартиры».

– Дед, ничего, выдержишь.

Он берет меня за руку и выводит… Пытается вывести. Тут уж моя тетка говорит: «Папа, да это твой же внук!»

– Что?! Ах, балбес! – и пошел… – Бутылка-то есть?

– Есть-есть.

– Ты чего сразу-то не сказал, что ты внук?

Тетка говорит: «Да мы тебя разыгрывали, пап. Мы думали, кто из вас узнает или не узнает. Николай-то узнал, потому что мы его привели, но ты-то чего-нибудь мог». И потом так расстались.

Я продолжал служить до 73-го года на интендантской должности.

– Чему учили в кавалерийском училище?

– В училище лейтенант Колбас человек службистый был. Он учил нас четыре часа чистить кобылам подхвостье. И сколько мы ни говорили, что ну не