Дом моей матери. Шокирующая история идеальной семьи - Шари Франке

другом. Оказалось, что оба любили играть на пианино, хотя их подходы к музыке были диаметрально противоположными. Кевин обладал фотографической памятью и мог наигрывать джазовые вещицы и популярные мелодии без всякой подготовки. Руби же вкладывала в игру всю душу. В подростковые годы она с головой ушла в классическую музыку и видела себя на сцене, где ей устраивают стоячие овации. Каждую пьесу она отшлифовывала с невероятной тщательностью, часами сидя за инструментом и повторяя ноту за нотой. Она не считала музыку развлечением – это был способ добиться совершенства, а если не выходило, на эго Руби оставалась отметина, которую никакими репетициями не залечишь.

Ее самооценка строилась на представлениях о собственной исключительности – а если в музыке она не исключительна, зачем стараться дальше? Руби нуждалась в новой мечте, новом источнике уверенности. Если музыка ее не дает, то материнство даст точно. Ангельские личики будут вспыхивать любовью и восхищением, которого она так жаждет. На этих чистых скрижалях она запишет свою мудрость и свои ценности. Сделает их подобиями себя.

Пара детей Кевина вполне бы устроила, но Руби желала большую семью, и Кевин с радостью пошел на поводу ее грандиозных устремлений, поклявшись сдвинуть горы, чтобы исполнить ее мечты. Так была задана динамика их отношений: Кевин на вторых ролях, а Руби, единственная и неповторимая, в центре их эпичной постановки «Идеальная мать».

28 декабря 2000 года, спустя всего три месяца после первой встречи, Руби и Кевин вошли в церковь, чтобы навеки соединиться перед лицом Господа. Руби была чудо как хороша в платье цвета слоновой кости, со светлыми кудрями, спадавшими на плечи. Поверх платья на ней была теплая накидка – уступка зимнему холоду. Даже разные ботинки Кевина – один черный, один коричневый (все из-за того, что он одевался в темноте) – не омрачали ее улыбки.

Это был он – сказочный момент, воплотившийся наяву. Произнося клятвы, она чувствовала себя так, будто ее «жили долго и счастливо» разворачивается впереди красной ковровой дорожкой. Наконец-то начиналась ее настоящая жизнь.

Глава 2

Слезы

– Она устает, – сказал врач. – Придется помочь ребенку родиться.

А потом с помощью устройства, по виду больше подходящего для чистки ковров, чем для появления новой жизни, он вытащил меня из материнской утробы на свет Божий.

Было 3 марта 2003 года, и после девяти непростых месяцев беременности, полных медицинских осложнений, двадцатиоднолетняя Руби наконец-то исторгла из матки меня, свое первое дитя. Каким-то образом, несмотря на боль и утомление, Руби сумела торжествующе улыбнуться. В ее руках был не просто ребенок, а олицетворение женской власти. Ее верховного права выковать новую душу по своему образу и подобию.

Держа меня на груди сразу после родов, она видела не копошащийся пищащий комочек, а свое восхитительное будущее. Я была первой страницей ее великого произведения, начальной главой эпической повести, которая станет доказательством ее уникального материнского дара.

Когда мне было около трех месяцев, Руби отнесла меня к педиатру, чтобы выяснить, почему я все время плачу – вразрез с ее представлениями о блаженстве материнства, – но врач ответил, что это обычные колики. Когда я начала отказываться от бутылочки и стала сонливой, Кевин перепугался и помчался со мной к врачу, где обнаружилось, что у меня кишечная непроходимость, представляющая опасность для жизни. Без срочной операции, которую мне сделали, я могла умереть. Похоже, с самого начала мое детство превратилось в борьбу за выживание.

Когда я, маленькая, плакала, Руби не считала нужным утешать меня – уж точно не так, как делает большинство родителей. Зачем? В ее семье считалось, что надо дать ребенку прокричаться. Детей нельзя баловать. Истерики недопустимы. Это для их же блага, чтобы они знали, кто тут главный. Потом, когда они вырастут, им легче будет справляться с испытаниями, уготованными судьбой. Они не станут плаксами и неудачниками.

Но, как ни удивительно, в моих первых воспоминаниях Руби всегда в слезах. Она рыдала по любому поводу. Радость, печаль, скука – любые переживания сопровождались у нее плачем. Спокойствие было ей незнакомо. Возможно, именно поэтому она хотела много детей. Русскую матрешку из себе подобных, на кого она сможет выплескивать цунами неконтролируемых эмоций. Заполнить мучительную пустоту внутри мини-версиями себя, которые будут смотреть на нее с обожанием. Интересно при этом, как женщина, которая столько плакала, могла оставаться полностью равнодушной к слезам других, включая мои.

Я часто задумываюсь, насколько мое взрослое «Я» сформировалось в те начальные годы. Моя склонность держать чувства внутри, являя миру стоическую маску, – что, если это эхо детского осознания: твои эмоции никого не волнуют? Еще до того, как начала говорить и даже думать, я осознавала, что моя боль не имеет значения, как и мои потребности. Если бы на мои слезы отвечали утешением вместо намеренного пренебрежения, выросла бы я другой: более открытой, менее сдержанной? Или мне от рождения было суждено замыкаться в себе, эмоционально дистанцироваться, прятаться за стеной, которую я до сих пор пытаюсь преодолеть?

Наверняка это знать невозможно: природа и воспитание выступают здесь единым фронтом. Но, вспоминая свои детские переживания, я невольно ощущаю грусть за маленькую девочку, которая в слезах звала маму. Которая хотела другой любви, а не той, что получала. Любви, допускающей слабость, слезы – полный спектр человеческих эмоций. Любви, которая делает ребенка свободным.

Глава 3

Мама не очень меня любит

В 2005 году, когда мне было два, в шоу Руби дебютировал новый участник – мой младший брат Чед. Кроме него дополнением к семье стала наша первая собака, Нолли, жизнерадостный щенок лабрадора, полный задора и любви. Она бегала за мной, яростно размахивая хвостом и облизывая при любой возможности. Нолли, как и младшему брату, всегда удавалось меня рассмешить.

В 2007 году на сцену вышел третий ребенок, девочка. Я не буду называть здесь ее имя. В книге все мои младшие братья и сестры, за исключением Чеда, останутся безымянными – моя последняя линия защиты для них.

В более благополучном мире их истории не стали бы темой для книги. Все личные подробности остались бы при них, известные только друзьям и семье, и их не разглядывали бы под микроскопом посторонние люди в Интернете. Но спокойствие и анонимность с самого начала были не для нас. За это надо поблагодарить Руби – и ее ненасытное стремление к вниманию и успеху.

Путешествие моей матери к вершинам славы началось достаточно невинно – с мамского блога под названием «Хорошо выглядим и готовим дома»[6]. Такие блоги были тогда в новинку, и Руби, как ее сестры