Семья волшебников. Том 4 - Александр Валентинович Рудазов

Да-а-а, стоило того, чтобы призвать маму.

– Так вот, значит, где учатся будущие халявщики-рабовладельцы, – тем временем осматривала комнату мама. – Ну ничего, неплохо. Но все равно – не призывай меня слишком часто. Я тоже тебя люблю, ежевичка, но ты сама хотела пораньше поступить в университет.

– Знаю, – шмыгнула носом Вероника. – Я… мам, а что ты будешь делать, когда мы все вырастем, даже Лурия?

– Не знаю, – пожала плечами мама. – Найду себе хобби какое-нибудь. Или рожу еще пару спиногрызов… я привязана к твоему папе, ежевичка. Не все из того, чем я хотела бы заниматься, мне будет разрешено.

– Папа тебе что-то не разрешает? – заволновалась Вероника.

– Он не разрешил бы, если бы я спросила, – честно ответила дочери Лахджа. – И я не спрашиваю. Я не страдаю, просто мне… бывает тесновато.

– Понятно, – только и сказала Вероника, беря еще кусок торта.

Он был огромным, и Вероника уже предвкушала долгие часы наедине с ним. Но тут открылась дверь, и вошли соседки по спальне, а с ними еще три девочки – Дайяна, Сметана и Латойя.

– Ой, мир вам, – немного испугалась Даниша. – А вы кто?

– Мама моя, – ответила Вероника, тщетно пытаясь заслонить собой торт.

– Привет, девочки. – приветливо сказала мама. – Угощайтесь.

И она предательски выхватила торт у дочери. Ооо! Сразу шесть жадных тортоедок почему-то не стали вежливо отказываться, а набросились со всех сторон.

Вероника решила взять дело в свои руки и лично нарезала торт ножом, который очень удачно оказался под рукой. Она справедливо все поделила – Бумбиде самый большой кусок, потому что она самая большая, а Свертхи – самый маленький.

– Это немного обидно, – сказала гномка, рассматривая свой кусочек.

– Ну отдай мне, – добродушно предложила Бумбида. Ее кусок тоже показался ей маленьким, хотя он был вчетверо больше, чем у Свертхи.

– Неф уф, – отрезала гномка.

Лахджа умиленно смотрела на детей. Все такие разные. Пусть кушают и радуются жизни.

Они тоже на нее смотрели. Разглядывали… да просто откровенно пялились. Особенно чернокожая девочка и маленькая гоблинша. Вот огриху больше интересовал тортик, она явно надеялась получить добавку.

– Бери-бери, детка, я не буду, – сжалилась Лахджа. – Я не люблю сладкое.

Вероника не поняла, зачем мама врет. Иногда мама делает это просто так, безо всякой причины.

– Я думала, что ты человек, – задумчиво произнесла Даниша. – Просто немного… странный. От магии, может, или раса редкая. А ты… ты кто?

– Я человек, – сердито ответила Вероника. – Наполовину.

– А на другую половину кто?

– Эльф, – решила тоже без всякой причины соврать Вероника.

– Неправда, твоя мама не эльф, – сказала Дайяна, глядя на Лахджу. – Даже не тир-док. И не тир-браа. Эльфы не бывают крылатыми… к сожалению.

– Извините, нам просто интересно, – добавила Даниша, тоже глядя на Лахджу.

– Уговорили, я на самом деле наполовину гном, – не сдавалась Вероника.

Свертхи аж поперхнулась, а Лахджа вздохнула и сказала:

– Я демон, девочки. Это не секрет. Вы, наверное, не из Мистерии?.. иначе могли бы знать, мой муж – ректор Униониса.

– А-а-а… – протянули девчонки хором.

Всем стало интересно, а Латойя перестала есть торт, потому что он может быть отравлен. Но потом подумала и продолжила, потому что жена ректора и мама одногруппницы вряд ли станет кого-то травить просто так.

– Это все объясняет, – произнесла Даниша.

– Что объясняет? – не поняла Вероника.

– То, что тебе шесть лет.

– И чё?! Всем бывает по шесть лет!

– Нет, что ты поступила в шесть лет. Понятно, раз ты полудемон.

– Я еще вовсе и не обязательно полудемон, – продолжала упираться Вероника. – Может, мама мне и не мама, а меня подкинули вовсе даже.

– Мамки родной стыдишься? – укорила ее Лахджа. – Не слушайте ее, девочки. Вас как зовут всех, кстати? Которые из вас живут с моей дочерью? Учиться нравится?

– Да ничего… нормально… – раздались нестройные голоса.

Разговор сразу стал неловким, как бывает всегда, когда взрослые пытаются набиваться детям в друзья. Лахджа осклабилась, наслаждаясь смущением Вероники. Та уже пожалела, что призвала маму… нет, торт вкусный, но как же все стало неловко…

К счастью, мама надолго не задержалась. Она решила, что дочь усвоила урок, велела зеркалить каждый вечер и пошла, раз уж ее призвали в КА, знакомиться с классруком Вероники. Интересно, кому досталось такое сокровище, кто там будет отвечать за судьбу ее малышки следующие пять лет…

– … Мэтр Инкадатти, – произнесла Лахджа после удивительно долгого молчания. – Не ожидала вас тут увидеть. А где настоящий преподаватель? Куда вы спрятали его труп?

В кабинете классрука ей сразу немного поплохело. Тут все было усеяно противодемоническими печатями. В воздухе пахло освященной солью, чертополохом и еще какой-то дрянью… возможно, мэтром Инкадатти. Лежащая на ковре собака при появлении демона сразу подняла уши и уголки губ… это могло показаться улыбкой, но собаки не умеют улыбаться.

– Ха-ха, очень смешно, – сложил руки на столе старик. – А что это вы тут делаете, мэтресс Дегатти? Посторонним по Ансамблю шататься нельзя.

– А я не посторонняя, я жена и фамиллиар ректора, – отбрила его Лахджа. – У меня законное право. Я вообще сюда с проверкой пришла.

– Это с какой-такой проверкой? Опять из старика дурака делаете?

– Ну что вы! Просто вы очень пожилой и много лет жили один. Надо убедиться, что вас не пугает резкая смена обстановки. А то вот у меня недавно цветы кто-то поел и потоптал… даже не знаю, кто.

– Это не я, – сразу заявил Инкадатти. – Я сюда уже давно переселился. И вот у меня цветы никто не трогает.

– А в чем секрет?

– А я их все проклял. Кто дотронется, тот сразу и тогось. В Шиасс.

– А это разве законно?!

– Моя земля, что хочу, то и делаю, – пожал плечами Инкадатти. – А это мой кабинет.

И он с размаху плюхнул на стол статуэтку какого-то жирдяя с третьим глазом во лбу. А статуэтка явно была идолом, да и не простым, потому что Лахдже поплохело еще сильнее. Она не могла даже смотреть на эту церковную утварь спокойно, перед глазами все плыло. Собака начала подниматься, она не отрывала глаз от Лахджи…

Откуда-то издали донесся приглушенный смешок. Старик Инкадатти. Надо выбираться отсюда, пока жива…

Я сейчас приду и вышибу дверь его башкой.

Не… надо… я… сама…

Да он права не имеет, у тебя паспорт! Я его в Карцерику упеку!

Но тут дурнота вдруг спала. Нефритовый толстячок по-прежнему пялился на Лахджу тремя глазами, но от этого больше не мутило. А Инкадатти, подперев щеку кулаком, с досадой хмыкнул:

– Что, никакой реакции?