Сводные. Запретное влечение - Даниэлла Ник

– Нет. Сегодня скажу.

– На приеме где была?

– В клинике частной. Мне там предложили беременность вести. Я пока не ответила. Это дорого, наверное.

– На этот счет вообще не переживай! – резко осекает меня папа. – Мы все оплатим и поможем тебе.

– Спасибо, папочка. Ты – лучший!

– С Катей надо обсудить ситуацию, ты ведь не против?

– Нет. Но мне очень неловко!

У папы и Кати общий бюджет, и я его прекрасно понимаю. Она все равно узнает рано или поздно. Мы тепло прощаемся, я обещаю папе позвонить вечером и иду на кухню.

Я снова голодная. В холодильнике шаром покати, жарю яичницу с сосисками, отрезаю кусок черного хлеба и сметаю все в считанные секунды.

В тот момент, когда мою тарелку, домой возвращается мама. По звуку закрывающейся двери пытаюсь понять, в каком она настроении. Судя по резкому хлопку, она снова не в духе. Похоже, разговор придется отложить. Я не вывезу двойную истерику в ее исполнении. Сама еле-еле держусь, чтоб не сорваться.

Мама идет в ванную комнату, я домываю посуду и выключаю воду.

– Это что такое? – слышу шипящий звук за спиной.

Глава 42. Софья

Разворачиваюсь и округляю глаза. Контейнер в ее руках прямо перед моим носом. Я вчера забыла выбросить. Тесты забрала, а его оставила, чтобы позднее выкинуть.

– Контейнер для сбора мочи! – ровным голосом отвечаю я, вытянувшись в струнку. Даже вдохнуть не могу.

– Ты дуру из меня делаешь? – рявкает мама. – Я прекрасно знаю, что это! И не рассказывай мне, что ты анализы сдавала. Тошнит тебя, бледная как смерть, плаксивая ужасно. Ты беременна?

Я хлопаю глазами и молчу. От мамы такая ненависть исходит, что мне даже не по себе становится.

– Ну?

– Да! И я буду рожать! – шепчу я и закрываю лицо ладонями, потому что в ту же секунду мне прилетает пощечина.

– Кто он? – визжит она как сирена.

А я ни слова вымолвить не могу, опускаюсь на колени и рыдаю от обиды. Такой реакции я не ожидала.

– Кто, я тебя спрашиваю? Отвечай немедленно!

– Ты его не знаешь, мам. Мы один раз виделись, у меня даже его номера нет!

Господи! А потом разряжается настоящий скандал. Мама орет как ненормальная, хватает меня за волосы, оскорбляет последними словами, а я пытаюсь вырваться.

– Срок какой?

– Отстань от меня!

Толкаю ее со всей силы, она задевает стул, который с грохотом валится на кафельный пол, а я ретируюсь в свою комнату. Закрываю за собой дверь на щеколду, и, привалившись спиной, медленно сползаю. Дышу тяжело, надсадно, сердце колотится где-то в горле. Меня никогда в жизни не били. Я вообще не знаю, что такое физическое насилие, и мне дико от того, что вытворяет моя мать.

Не успеваю перевести дух, как она колотится в запертую дверь.

– Открывай! Немедленно!

– Уходи! – кричу ей. – Отстань от меня!

– Ты избавишься от этого ребенка! Я не позволю ему родиться и испортить тебе жизнь. Кому ты будешь нужна с прицепом? Сама еще дите, рожать она собралась. На что ты жить будешь? Шлюха малолетняя. Дала не понятно кому. Ясно теперь, почему тебя Павлик бросил. За него руками и ногами держаться надо было, а она хвостом вертит. Шалава!

– Замолчи! – верещу я, сотрясаясь в рыданиях. В висках пульсирует боль такой силы, что еще немного, и я сойду с ума, если она не заткнется.

– Мам! – доносится до меня голос брата. – Что у вас тут происходит? Соня, Сонечка, открой!

Боже! Никогда в жизни я так не радовалась появлению Арсения, как сейчас.

– Твоя сестра беременна! Хрен знает от кого! Еще и рожать собралась, идиотка! – цедит мама сквозь зубы. – Поговори с ней. Может, хоть тебя послушает. А если нет, то пусть убирается вон из моей квартиры.

– Это и моя квартира тоже! – парирую, сжав зубы. Нам с братом по одной трети принадлежит.

– Помечтай!

Прислушиваюсь к происходящему за дверью. Приглушенные голоса, шаги и хлопанье двери.

– Соф! – тихо зовет меня брат. – Открой. Ушла мама. Я один!

Я поднимаюсь на ноги и отворяю защелку. Сеня протискивается ко мне, и быстро закрывает ее обратно.

– Что у вас? Мама правду сказала?

Младший брат смотрит на меня обеспокоенно и тревожно.

– Да! – всхлипываю.

– Я так и думал! – кивает он и тянется обнять меня.

Человеческое тепло. Именно то, что мне нужно было прямо сейчас. Тепло и поддержка.

– Как так-то, Сонь? – шепчет мальчик, гладя меня по волосам.

– Так вышло.

– Папа знает?

– Да. Я ему позвонила.

– Что он сказал?

– Что будем рожать. Без вариантов! – улыбаюсь сквозь слезы.

– Согласен с ним! Вырастим! – по-взрослому заявляет братишка.

Смешной такой. Важный, приосанился. Даже гордость берет за него.

– Мама успокоится, и поговорите спокойно. Ты ведь знаешь, она отходчивая у нас!

– Я не хочу с ней разговаривать! – упрямо вскидываю подбородок. – Я не заслуживаю тех слов, что она говорила.

– Ты правда не знаешь, от кого ребенок?

– Знаю, конечно! – усмехаюсь. – Но даже под пытками не скажу. Он только мой. И ничей больше.

– Ладно! – вздыхает Сенька. – Есть хочешь?

– Сыта по горло! Не хочу. Я к Злате поеду, наверное. Переночую в общаге. А завтра видно будет. Не могу здесь находиться. Аура негативная.

– А че ты растрепанная такая? – замечает брат мой внешний вид.

– Мама мне пощечину дала и за волосы таскала. Ужас, что было, Сень.

– Жесть! С учебой что делать думаешь?

– Первый курс закончу, а там видно будет.

– Я помогать буду, Сонь. С коляской гулять, водиться! Никита с Лизой ведь выросли, и твоего вырастим! – уверенно заявляет парень.

– Спасибо, Сенечка! Я так тебе благодарна!

– Ну все, все! – бурчит он. Терпеть не может телячьи нежности. – Все кофту мне замочила!

– Прости! Прикроешь меня от мамы?

– Собирайся, не бойся. И пальцем тебя не тронет больше. Я не дам!

Я пишу Злате, что приеду через сорок минут. Она тут же отвечает, что ждет меня. Закидываю в рюкзак сменную одежду, косметику и тетрадки на завтрашние лекции. Вместе с Сеней забираю зубную щетку из ванной, быстро одеваюсь и натягиваю угги.

– И куда ты намылилась? – воинственно сложив руки на груди, вопрошает мать.

Лицо в красных пятнах, глаза опухшие. Видимо, тоже ревела.

– У Златы переночую!

– Ах, у Златы? Ну, давай, вперед! Обратно можешь не возвращаться, пока справку от гинеколога не принесешь, что аборт сделала. Я не шучу, Соня!

Я смотрю на нее исподлобья и не понимаю,