Книга 1. «Мы наш, мы новый мир построим…», 1917–1938 - Андрей Константинович Сорокин

пределы финских территориальных вод, обязалась демонтировать свои форты на Карельском перешейке. Тем не менее военная угроза Ленинграду со стороны Финляндии советским руководством расценивалась как реальная, поскольку государственная граница проходила всего в тридцати двух километрах от «колыбели большевистской революции» и крупнейшего экономического центра Советской России. Советско-финский договор не предусматривал выплату Советской Россией репараций, но, как покажет дальнейший ход исторических событий, это обстоятельство не станет для Сталина причиной отказаться от реваншистских устремлений в отношении Финляндии.

В существовании независимых прибалтийских государств в этот исторический отрезок Сталин увидит и некоторые экономические выгоды. В одном из писем Ленину в конце ноября 1921 г. он напишет: «Что касается Латвии и Эстонии, то… будучи промежуточным звеном между Россией и Европой и связывая нас с последнею, входят в наш арсенал как неизбежные составные элементы, необходимые для восстановления хозяйства России (за что и платим этим государствам известную транзитную дань)…»[350]

Каждый из названных договоров воспринимался большевистским руководством как необходимая мирная передышка в борьбе за мировую революцию, временное отступление. Декларация наркома иностранных дел Чичерина о мирном сосуществовании двух систем, сделанная им по согласованию с Лениным в декабре 1919 г. на VII съезде Советов, пока отражала именно этот временный, переходный период текущего момента, а не принципиальную долговременную установку. Потому так легко большевики соглашались на территориальные уступки, выплату несообразных репараций. Уходя, они твердо рассчитывали вернуться…

«Признать необходимой… поездку Сталина на Кавказ»

Важнейшим направлением политики большевиков был Кавказ. Инструментом его советизации станет Кавказский краевой комитет большевистской партии, созданный в 1918 г., и его Кавбюро во главе с Г.К. Орджоникидзе. Два московских руководителя — Ленин и Сталин — станут адресатами его посланий. Именно через Сталина Орджоникидзе будет стараться проводить в 1920 г. свою линию на быструю советизацию республик Закавказья, объявивших в 1918 г. о своей независимости. Первоочередное внимание будет обращено к Грузии и Азербайджану, что определялось важностью бакинских нефтепромыслов и грузинских черноморских портов. 17 марта Ленин проинструктирует Орджоникидзе: «Взять Баку нам крайне, крайне необходимо. Все усилия направьте на это… То же относится к Грузии, хотя к ней относиться советую еще более осторожно…» [351]

Первым был советизирован Азербайджан, границу которого части Красной армии перешли 26 апреля. Наутро 28-го азербайджанский парламент, уступая предъявленному ультиматуму, объявил о самороспуске и передал власть коммунистам. Временный революционный комитет Азербайджана (Азревком) приступит к осуществлению властных полномочий, сформирует азербайджанский Совнарком и обратится в Москву с предложением «правительству Российской Советской Республики вступить в братский союз для совместной борьбы с мировым империализмом и просит немедленно оказать реальную помощь путем присылки отрядов Красной Армии»[352].

Вслед за советизированным Азербайджаном на очередь встанут Грузия и Армения. В начале мая 1920 г. Орджоникидзе направит Сталину личное письмо. В нем он спросит, получена ли в Москве его и Кирова большая записка. «Имейте в виду, — подчеркнет Орджоникидзе, — что если Вы с Арменией заключите мир, это будет нечто ужасным для мусульман… Получается впечатление, что мы, христиане, покорили Азербайджан, оставили Грузию и Армению в стороне. У нас все было бы подготовлено, 8-го перешли бы и 11–12-го были бы в Тифлисе»[353]. Вызвав Орджоникидзе к прямому проводу, Сталин согласится в целом с его оценками, однако будет транслировать ленинскую установку: обстановка такова, «что сейчас торопиться с Грузией в смысле превращения ее в Советскую…» не стоило, ибо «через несколько месяцев, если коммунисты будут легализованы, она и так станет советской», поскольку другого пути для нее нет. «Мы завтра же или послезавтра, — подчеркнет Сталин, — заключим договор с Грузией, о чем сообщим тебе подробно. Нас беспокоят… твои и Смилги телеграммы о готовности взять Тифлис к 12 мая, что мы считаем абсолютно несовместным с нашей позицией…»[354] Уже в этот период большевистское руководство в Москве вплотную размышляет о территориальном размежевании в Закавказье. 12 мая Сталин потребует от Орджоникидзе: «Сообщите немедленно, во-первых, границу между Азербайджаном и Грузией по договору, существовавшему между этими государствами до объявления советской власти в Азербайджане, во-вторых, границу, желательную для Советского Азербайджана. Руководитесь этнографическими соображениями»[355]. Получив запрет на советизацию военным путем Грузии, Орджоникидзе попытается склонить московское руководство к советизации Армении. Однако «польские дела» принудят Политбюро проводить и здесь осторожную политику. 25 мая Политбюро приняло решение «продолжать переговоры с правительством Армении, не беря на себя инициативы немедленной советизации с помощью русских войск»[356]. Орджоникидзе, однако, продолжит настойчиво проводить свою линию, грозившую подрывом внешней политики Москвы. Нарком иностранных дел Чичерин в этой связи напишет в Политбюро письмо. «Недисциплинированность Бакинских товарищей и вопиющее противоречие между их действиями и установленной ЦК политической линией заставляют принять меры для их обуздания. Такою мерою должно быть назначение отсюда авторитетного товарища, не связанного с Кавказской группой деятелей, с полномочиями от Совнаркома в Баку»[357]. На этом этапе Политбюро сочтет возможным ограничиться составлением «Инструкции Реввоенсовету Кавказского фронта», руководителем которого являлся Орджоникидзе, и подтвердить его полномочия. Инструкция, обсужденная на заседании Политбюро 7 июля, предписывала: «Следует безусловно воздержаться от попыток вызывать восстание против правительства Грузии, Армении и Турции»[358]. В тот же день Орджоникидзе предпримет попытку оперативно сязаться со Сталиным через его жену Надежду Аллилуеву, являвшуюся в тот момент сотрудницей секретариата Совнаркома. Он направит ей по прямому проводу записку с вопросом: «Где в настоящее время Сталин?.. Меня очень интересует, и вообще всех нас, его мнение по этому вопросу»[359]. Вопрос, который так интересовал Орджоникидзе, касался армяно-азербайджанского размежевания. Он будет убеждать Москву в том, что «для укрепления Советской власти в Азербайджане и сохранения за нами Баку нужно присоединить Нагорный Карабах… Объявим здесь автономию и сорганизуем армянское население, не вводя туда мусульманских войсковых частей»[360]. На следующий день Сталин направил Орджоникидзе ответную телеграмму. «Мое мнение таково, — заявит он, — что нельзя без конца лавировать между сторонами; нужно поддержать одну из сторон определенно, в данном случае, конечно, Азербайджан с Турцией». В заключение Сталин добавит: «Я говорил с Лениным, он не возражает»[361]. Так сформируется позиция советского руководства по спорным территориям в армяно-азербайджанском конфликте. Военное поражение под Варшавой, восстания терских и кубанских казаков, обострение ситуации в Дагестане не позволят советскому руководству в эти месяцы сделать ставку на проактивную политику в Закавказье. Но затишье, как мы увидим, продлится недолго.

В сфере интересов советского руководства, между прочим, находились также и Турция, и Иран, на развитие революционных процессов в которых рассчитывала Москва. Что касается Ирана, то осенью 1920 г. выяснится, что надежды