Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

— Барон, передайте те богатства господам из Туллингена. Под слово господина Гусмана. Я его знаю. А насчёт денег — так пусть суд решит. Коли решит в вашу сторону, господин Гусман вам те деньги вернёт. А пока мы с вами поедем дальше. Домой. Ну не ждать же нам суда тут, в самом деле.

Отдать такую добычу?! Отдать серебро, которое ему так нужно? Одна мысль о том была ему… как нож в бок под рёбра. И тут не только жадность его играла, ещё его разбирала и досада: как так случилось? Почему вонючие бюргеры загребут его богатство, да ещё и будут посмеиваться потом над ним? Мол, обобрали дурня титулованного. Да, сказали дураку, что суд всё решит… Ему аж воздуха перестало хватать.

«Так пусть суд решит!».

Про то, что суд решит что-то… он про то и думать не хотел. Знал он эти городские суды. По суду города Малена знал. А ещё его злило то, что принцесса вот так взяла и швырнула его… его серебро городским пузанам, словно кость собакам. Нате, подавитесь, только отстаньте. В общем, все эти мысли призвали к его лицу кровь и вызвали желание снять латы. Но на самом деле — пусть был он жаден, пусть щепетилен насчёт своей чести, но генерал всё-таки был не дурак и понимал, что хуже всего будет устроить сейчас препирательство с Её Высочеством. Прямо тут, перед погаными бюргерами и на радость им. Посему, взяв себя в руки, он только сказал:

— Разумеется, Ваше Высочество. Я тут же передам господам из Туллингена деньги и посуду. Передам всё, без пересчёта и описи, лишь под слово господина консула Гусмана.

— Ну что ж, — она обернулась к горожанам, — как заберёте телеги с богатствами, так мы и поедем дальше.

— Конечно, конечно, Ваше Высочество, — кланялся ей консул Гусман. И казалось генералу, что его устраивает то, как разрешилось дело. И крови городской консул не пролил, и два воза серебра в Туллинген привез. Молодец, хороший консул.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 49

⠀⠀

И тут как будто солнце вышло из-за туч. Все стали улыбаться и кланяться друг другу и особенно принцессе; казалось, всё дело разрешилось, но один человек не был доволен тем, как всё закончилось. И то как раз тот самый, что подъехал последним. Он подошёл к генералу и сказал ему негромко:

— Господин барон, — и Волков, взглянув на него, опять почувствовал напряжение, которое было отступило. А человек продолжал невозмутимо: — В обозе вашем есть люди, что мне надобны.

— Какие ещё люди из моего обоза вам надобны? — очень невежливо осведомился генерал. И тут же словно обожгло его. Он понял, о каких людях говорил этот негодяй. — Уж не о прихвостнях ли колдунов вы ведете беседу?

— Нет, не о прихвостнях, — тут человек этот стал говорить твёрдо и без улыбочек. — Я говорю об одном простом старике и двух простых женщинах, что вы схватили и удерживаете.

— Я уже понял, о ком вы просите, — отвечал генерал и добавил почти с радостью: — Я передам их в Инквизицию. А уж тогда вы и похлопочете насчёт них.

И тут человек этот и говорит генералу:

— А я предложу вам обмен.

— Обмен? — не понимает генерал. — Какой ещё обмен? — признаться, он уже не был так категоричен. — Вы хотите обменять их на то серебро, что забираете?

— Нет-нет, — тут господин даже усмехнулся, и Волкову показалось, что подлец смеётся над ним. — Судьбу серебра теперь будет решать городской суд, а никак не я. Я предложу вам за старика и двух женщин четверых людей.

Её Высочество и городские господа внимательно слушают их, но в разговор не встревают.

— Людей? — Волков всё ещё не понимал этого странного горожанина.

— Да, — говорит тот, оборачивается назад и, подняв руку, делает какой-то знак кому-то. И тут генерал понимает кому. Два человека, что сидели в обозной телеге, спрыгнули с неё и вытащили из телеги ещё одного. Связанного крепко. И эти двое волокут связанного всё ближе к месту переговоров, а потом останавливаются, и все, в том числе и принцесса, смотрят и видят, что связанный изрядно избит. Но даже через разбитое и сильно опухшее лицо генерал узнаёт его.

«Прапорщик мушкетёров и закадычный дружок майора Вилли, Кропп. Вы ли это?».

И, словно подтверждая его догадку, негодяй, всё с той же своей омерзительной улыбкой, и говорит генералу: — Воров поймали, четверо их у нас, а они твердят, что не воры они, а ваши люди. Мы не стали их вешать сразу, может, и вправду ваши.

И тут генерал уже не смотрит на своего прапорщика, а поворачивается, глядит на улыбающегося господина и спрашивает:

— А как ваше имя? А то вы со мною говорите, а имени я вашего и не расслышал.

— Моё? — тут господин и вовсе стал посмеиваться. — К чему вам моё имя?

— Стесняетесь имени своего? Вы, случаем, сами-то не вор?

— Нет, не вор, — продолжает улыбаться человек. — А имя моё Спасовский. Франтишек Спасовский. Ну так что, будете менять нужных мне людей или хотите, чтобы этих воров мы прямо тут повесили?

Кропп, Хенрик и два человека с ними. Как раз четверых он посылал в город к врачу, спасать руку оруженосцу. Вот и спас…

Ах, как он хотел сдать кровавого свинаря и двух здоровенных баб в Инквизицию, чтобы там, на дыбе или в испанских сапогах, те, спеша и захлёбываясь от боли, рассказывали терпеливым монахам про злодеяния своих нечестивых господ. Но нет, видно, не только серебро он сегодня потеряет. Но иначе поступить было никак нельзя. То были его люди. И он, взглянув сначала на маркграфиню, вдруг говорит легко:

— Эти люди никакие не воры, это мои люди, и я поменяю их на ваших душегубов, господин Спасовский.

— Прекрасно, — Спасовский всё улыбается. — Значит, ведите сюда своих пленников.

Волков смотрит на Кроппа и видит, что двое конвойных его придерживают, чтобы он не упал. А ещё у прапорщика, кажется, выбиты зубы. И тогда барон интересуется:

— Хорошо, но зачем же вы так били моих людей?

А Спасовский глядит ему, не стесняясь и не боясь, в глаза и отвечает посмеиваясь:

— Коли пёс лает, его дубиной привечают, — а потом и добавляет многозначительно: — Хоть иной раз иному псу, бывает, и везёт.

И этой шутке начинают улыбаться и другие городские люди, особенно ухмыляется полковник Гройзенберг. И тогда Волков и сам стал ухмыляться, чем, признаться, удивил немного принцессу, но он на неё и не глядел