Александр Александрович Богданов - Коллектив авторов

и честность, но кто знает, что еще придумают»[191]. Ревность, невежливое и некорректное поведение Андреевой по отношению к рабочим и к некоторым преподавателям отмечаются в дневнике Анны Александровны Луначарской: «Я часто задумывалась над личностью Марии Федоровны, над ее совершенно противоречивыми поступками и высказываниями. Особенно, что меня поражало, это ее спокойная уверенность, с которой она выдумывала самые невероятные вещи относительно человека, который почему-нибудь вызывал ее антипатию. Часто мне даже казалось, что в ней уживались две личности, совсем противоположные одна другой. С одной стороны, обаятельная, полная сочувствия к человеку и с другой – злобная, жестокая, готовая на все, чтобы очернить этого человека. Откуда родилась эта вторая личность! Властная, она доводила свою властность до деспотизма. Человек, не подчиняющийся ее деспотизму, становился для нее личным врагом, и тут фантазия ее не знала пределов»[192]. Анна Александровна Луначарская имеет в виду несколько эпизодов, произошедших в период подготовки и работы Каприйской школы: «Но тут произошло что-то непонятное, что до сих пор я не могу себе объяснить. Я заметила странно нервное отношение ко мне Марии Федоровны. Как раз приехал мой брат Богданов со своей женой. <…> И вот однажды жена брата сказала мне: “Будь осторожна, так как Мария Федорoвна к тебе ревнует”. <…> И хотя то, что мне сказала жена моего брата, показалось мне до такой степени нелепым и парадоксальным, что я скорее приписала это ее заблуждению и не обратила на это особого внимания. Но когда мой брат Богданов подтвердил это, я стала наблюдать. Странно, почему у нас так могли измениться отношения!»[193] Луначарским пришлось переехать в Неаполь. Там рабочий Каприйской школы Михаил Заводской (Н. Вилонов) сообщил Анне Александровне о рассказах Андреевой: «С полным спокойствием Мария Федоровна описывала мою жизнь в Неаполе и сообщала, почему я не приезжаю на Капри. Дело в том, что, по ее мнению, я изменяю Анатолию Васильевичу, оставаясь одна, даю волю своим склонностям к флиртам и т. д.»[194]. Воспоминания Луначарской проливают свет на роль Марии Андреевой в последовавшем разрыве отношений между Богдановым, Луначарским и Горьким. Об этом разрыве М. Ф. Андреева упоминает в письме к А. В. Амфитеатрову: «А. А. Б<огданов>у я вынуждена была сказать, что не стану подавать ему руки, что с Л<уначар>скими мы разошлись открытыми врагами, что всех их я возненавидела за их отношение к А<лексею> М<аксимовичу> – идеи хорошие, а люди – очень уж что-то плохи и мелки»[195]. Очевидно, что Горький принял сторону Андреевой, хотя, возможно, отдавал себе отчет в ревнивом отношении М. Ф. Андреевой к А. А. Луначарской. В своих воспоминаниях о Горьком В. Ходасевич сообщает следующие факты: «Луначарский, тогдашний комиссар народного просвещения, хорошо относился к Горькому, но был в дурных отношениях с его женой. Причина этих неладов была вполне анекдотическая. В эпоху первой эмиграции существовала, как известно, большевицкая колония на Капри. Жил там и Луначарский с семьей. Однажды у него умер ребенок. Похоронить его по христианскому обряду Луначарский, как атеист, не мог, а просто зарыть трупик в землю все же оказалось ему нехорошо. Чудак додумался до того, что стал над мертвым младенцем читать стихи Бальмонта. Мария Федоровна Андреева подняла его на смех при всей честной компании. Произошла ссора, кончившаяся по тогдашнему обычаю третейским судом. Противников помирили, но сам Горький мне говорил, что Луначарский навсегда возненавидел Марию Федоровну и именно по этой причине обошел ее при назначении заведующей Тео»[196].

Переписка Горького и Богданова продолжалась в месяцы, последовавшие за закрытием школы. Анализируя письма, можно увидеть постоянные попытки Богданова вовлечь Горького в проект открытия новой школы в Болонье, а также в издательские планы. Однако эти попытки не увенчались успехом. Писатель отвечает на письма в холодном тоне и отказывается преподавать в Болонской школе[197]. Горький также не подписал программное заявление сторонников партийной группы «Вперед». В конце 1910 года Горький в суровом тоне пишет Богданову: «Я, как Вам известно, очень уважаю и ценю Вас – мыслителя и революционера, но не стану отвечать на Ваши письма: вы пишете их слишком строго и так, точно вы унтер-офицер, а я – рядовой вашего взвода»[198]. В том же письме Горький обращается к обстоятельствам ссоры, связанной с Анной Александровной Малиновской, причины которой остаются не выясненными до конца: «Кстати, я нашел Ваше письмо, в коем есть следующие место: “что Луначарский мог очаровать Вас несомненным, хотя несколько безалаберным богатством натуры, это понимаю; а вот насчет Анюты, моей сестрицы, скажу прямо: тут у меня рецензия другая <…>”. В разговорах со мною и М. Ф., эта рецензия выяснилась для меня в очень нелестной форме по отношению к Анне Александровне. Вы определенно называли ее субъектом истерическим и, выражаясь мягко, склонным к преувеличениям. А когда мы трое – Вы, Луначарский и я – говорили по поводу известного инцидента – Вы отреклись от ваших письменных и устных мнений о сестре. Очень может быть, что Вам покажется смешным это – но я не забываю таких вещей, и для меня они играют решающую роль в отношениях моих к людям»[199].

В отсутствие теоретических разногласий между двумя бывшими друзьями нам кажется вполне правдоподобной точка зрения, которая относит их разрыв насчет соображений, далеких от политики. Тем более что спустя несколько лет после закрытия школы Богданов сам отмечал: «От коллективизма <…> Горький нигде прямо не отказывался»[200]. Верность Горького идеям Каприйской школы подтверждает содержание его письма к Е. К. Малиновской от 26 января (8 февраля) 1911 года, где он объясняет свой отказ от участия в Болонской школе: «Можно работать в одной линии и не встречаясь лично»[201]. Через несколько месяцев Горький обратился к Алексинскому с просьбой дать ему адрес Богданова: «Очень прошу вас будьте добры, сообщите мне адрес Станиславa Вольского и А. А. Богданова. К великому огорчению моему, у меня с последним некоторые контры, благодаря его сестрице, окаянной, но – есть идеи и могут быть предприятия, о коих он должен знать»[202]. В подтверждение своего неизменного интереса к идеям Богданова в том же письме Горький спрашивал: «Кстати, нет ли у Вас последней книги Богданова о новой культуре? <Речь идет о книге “Культурные задачи нашего времени”. М., 1911. – Примеч. публ.> Пришлите, прошу»[203].

В ответе Алексинский не предоставляет адрес Богданова и отговаривает писателя возобновлять с ним отношения, глубоко критикуя действия товарища по партии. Кроме того, он сообщает