"Москва" над Берлином - Борис Николаевич Масленников

Перед изумленными и непонимающими — что происходит?! — Бабуровым и Третьяковым фрицы торопливо складывали оружие и с поднятыми руками отходили в сторону, стараясь устроиться за их спиной.　

…Кучу автоматов и пистолетов, ножей и кинжалов, патронных рожков и сумок, двух — в унтах и меховых костюмах-комбинезонах — «своих» летчиков, позади которых испуганно замерла толпа гитлеровских солдат в нелепых, с поднятыми вверх руками, позах — вот что увидели, разгоряченные недавним боем, готовые ко всяким неожиданностям советские автоматчики, заглянув в подозрительно приоткрытые двери подвала.　

— Что это за вавилонское столпотворение? — удивился лихой лейтенант, командир группы автоматчиков. — И как это вам, братья-славяне, — взглянул смеющимися глазами на Бабурова и Третьякова, а потом на немцев, — целую сотню фрицев в плен взять удалось?..　

…Удачное пленение большой группы солдат противника положительно сказалось на дальнейшей судьбе Бабурова и Третьякова.　

В том домике у опушки леса, где они повстречались с Зинаковым и Пермяковым, обосновались, оказывается, работники СМЕРШа, через соответствующую фильтрацию которых проходили все наши бывшие военнопленные. Смершевцы, разобравшись со всем, что произошло с Бабуровым и Третьяковым от момента приземления их на парашютах до момента «пленения» ими фрицев, посчитали их «чистыми» — учтен был, очевидно, и благоприятный рапорт лихого лейтенанта-автоматчика — и до решения командованием вопроса об их будущем (болезненные травмы существенно давали о себе знать) предоставили им полную свободу действий.　

Судьба штурмана их экипажа — Янина — и воздушного стрелка им была неизвестна. Думалось: или погибли они, или к немцам в плен попали и вырваться из него не смогли. Иначе не миновать бы им этого домика и знакомства со СМЕРШем.

Бабуров очень просил передать командиру полка просьбу поскорее вызволить их из «плена» доброжелательных по отношению к ним смершевцев.　

Третью, очень важную новость, мы с нетерпением ожидали со дня на день. И вот она пришла. Пришла в виде команды: «Готовиться к перебазированию на аэродром города Шнайдемюль». Это — сразу же уточнили по карте — примерно в сотне километров строго на север от Познани и в двухстах пятидесяти от… Берлина! Ясно, нас направляют на Берлинское направление.　

А иного и быть не могло: Данциг взят нашими войсками, Кенигсберг не сегодня-завтра, судя по всему, капитулирует; армии Маршала Рокоссовского очистили от противника всю Померанию и заняли позиции по Одеру севернее войск 1-го Белорусского фронта; отдельные группировки врага, из которых наиболее значительны Курляндская и Земландская, — надежно блокированы нашими войсками.　

Не надо быть большим стратегом, чтобы догадаться — вскоре предстоит штурм Берлина. И каждый из нас понимал: это будут последние бои перед концом войны, что в нашем сознании неразрывно связывалось со взятием Берлина. И тоже каждого — хотел он или не хотел — где-то в глубине души, в тайне от самого себя, точил червь сомнения: доживет ли он до уже близкого и такого желанного дня Победы?..　

Постановкой задачи и подготовкой к перелету руководили Салов и штурман полка Еремин.　

Указали маршрут перелета и порядок его выполнения. Обратили внимание на характерные ориентиры нового района базирования: река Номец, протекающая с востока на запад чуть ли не параллельно железной дороге и шоссе Быгдощ-Шнайдемюль; полоса леса севернее города, окаймляющая отходящее от Шнайдемюля шоссе и текущую через него реку Кюддов — притока Номец; железная дорога, тянущаяся от Данцига на югозапад через Шнайдемюль, Кюстрин и далее к Берлину. Ориентиры, как у нас принято считать, надежные.　

Подробно остановились на характеристике аэродрома: он расположен в северозападной части города на насыпном песчаном плато, имеет две взлетно-посадочные полосы; садиться следует на одну из этих полос и рулить лишь по рулежным дорожкам, сход с которых может привести к капоту самолета, поскольку в песчаном грунте аэродрома колеса шасси могут увязнуть; со стороны города аэродром начинается почти вертикальным обрывом, поэтому посадка и взлет осуществляются исключительно с этого направления — взлетающие в сторону города самолеты рискуют при, например, прерванном взлете или неисправности тормозов при посадке угодить в этот обрыв.　

Масленников Б. Н. перед боевым вылетом, г. Шнайдемюль, апрель 1945 года

Присутствующий при постановке задачи всезнающий майор Резник «просветил» нас в отношении характеристики самого Шнайдемюля. Мы узнали, что, являясь узлом железнодорожных и шоссейных путей, Шнайдемюль был одним из основных опорных пунктов созданной еще в тридцатых годах системы обороны вдоль старой немецко-польской границы. На окружающей город местности располагались мощные, сейчас уже разрушенные, оборонительные сооружения, противотанковые и противопехотные препятствия, которые к началу этого года были включены гитлеровцами в так называемый Познанский рубеж, один из семи «неприступных» рубежей гитлеровской обороны на пятисоткилометровом пространстве от Вислы до Одера, прикрывающих дальние подступы к Берлину. Этот рубеж проходил по реке Номец на запад от Быгдоща, у Шнайдемюля круто сворачивал на юго-восток и, почти по прямой линии, проходя через Познань, заканчивался у границ Чехословакии.　

Шнайдемюль не подвергся штурму, он был обойден нашими войсками и около двух недель находился в их тылу. Двадцатипятитысячный, хорошо вооруженный шнайдемюльский гарнизон — фашистское командование через «воздушный мост» снабжало окруженную группировку всем необходимым — прекратил свое существование 14 февраля не в самом городе, а вне его, в ожесточенных боях при попытке вырваться из окружения и пробиться к группе армий «Висла», сосредоточенной в районах Восточной Померании и южнее Данцига. Однако в городе имелось много разрушений: покидавшие его гитлеровцы поджигали все, что можно было поджечь, а гасить возникшие пожары было некому: большинство жителей города его покинуло. Более или менее целыми оказались здания той части города, где находился аэродром и в районе самого аэродрома — места нашего предстоящего жительства.　

…Значительность и ответственность предстоящих боевых действий осознавались всеми. Даже поведение и внешний вид каждого из нас отражали эту значительность и ответственность. Причина этому понятна и не раз наблюдаема: проявление сложного чувства ожидания чего-то неизвестного и опасного нового, результат реакции наших нервных систем.　

Возбужденное и шумное обсуждение того, что нас ожидает, охватило весь наш трехэтажный особняк снизу доверху и длилось до позднего вечера. До тех пор, пока по радио нам стала известна последняя, тоже давно ожидаемая приятная новость в виде приказа Верховного Главнокомандующего, в котором были строки: 　

«Войска 2-го Белорусского фронта… сегодня, 9 апреля, штурмом овладели крепостью и главным городом Восточной Пруссии Кенигсбергом… В боях… отличились… летчики полковника Скока, полковника Лебедева…»　

Это же и мы отличились, наш полк,