"Москва" над Берлином - Борис Николаевич Масленников

…При заходе на посадку мы сначала прицеливаемся к аэродрому издалека и свысока, выполняем маневр для выхода с курсом посадки в точку четвертого, последнего перед посадкой, разворота. А дальше — точный расчет и посадка, что Иван благополучно и осуществляет — он же мастер своего дела!　

Вот лишь не разрешили нам на свою стоянку зарулить, приказали ожидать посадки подходящих к аэродрому самолетов полка в конце посадочной полосы.　

Приказ есть приказ. Наша «пятерка» в конце аэродрома, метрах в тридцати от посадочной полосы. С великим наслаждением дышим свежим весенним воздухом, отчего удачно завершенный почти двухчасовой напряженный полет кажется не таким уж и напряженным, и трудным.　

Внимательно наблюдаем за садящимися самолетами. Первым почему-то на посадку идет беспаловский, с бортовым номером 24, самолет. Что это он — первым же по всем правилам должен садиться Половченко? Наверно, как и у нас, что-то случилось…

28 марта. Боевой вылет. Цель — остатки вражеских войск на косе Хель. Полк ведет майор Салов. Все было бы нормально, если бы и цель, и все побережье Балтийского моря не оказались закрытыми толстым слоем облаков. Бомбы приказали сбросить в озеро, невдалеке от аэродрома.　

Это — первое боевое задание, не выполненное полком. Настроение — пасмурное, как погода. Одно успокаивает: после нашего «удара» по озеру к его берегу приплыло много оглушенного судака. Жизнерадостная шеф- повариха несколько дней потчевала нас «двойной», очень вкусной ухой.

30 марта. Боевой вылет. Цель — один из крепостных фортов системы обороны противника на южных подступах к Кенигсбергу. Вылет как вылет. Ничего особенного, кроме огня зенитной артиллерии. Потерь нет.　

Вечером с удовольствием слушали сообщение по радио о разгроме нашими войсками данцигской группировки противника и овладении городом-крепостью Данцигом. Может, этому и наш бомбовый удар по вражеским кораблям в некоторой степени помог.　

Удивительно, что, как указывалось в приказе Верховного Главнокомандующего по поводу взятия Данцига, среди прочих трофеев, наши наземные войска захватили… 45 исправных подводных лодок.　

Это, кажется, единственный случай в истории войн.　

7 апреля. После недельного ненастья погода улучшилась. Наше настроение — тоже. И причина тому понятна: после длительного «загорания» и «перевода времени в дугу» — никакие мероприятия не могли компенсировать тоску летного состава по боевым действиям — получена боевая задача. Полк привлекается к участию в массированном налете на Кенигсберг в составе нескольких воздушных армий. Это, видимо, будет штурм города-крепости с воздуха, совместно с его штурмом наземными войсками. Задача по своим масштабам — грандиозная.　

При постановке задачи обращалось наше внимание на возможное одновременное присутствие в кенигсбергском небе множества самолетов на встречных и встречно-пересекающихся курсах, поскольку предполагается осуществление налета групп бомбардировщиков и штурмовиков с разных направлений — «звездный» налет — на разных высотах. Поэтому указывалось на особую необходимость строго выдерживать режим полета, главным образом по высоте. Сообщалось, что возможен повторный вылет.　

Летная книжка

Наша цель — оборонительные сооружения врага на юго-западных подступах к Кенигсбергу. Высота полета — 2500 метров.　

И вот, две полковые девятки, ведомые Саловым, в воздухе. Наша «пятерка», как всегда, справа от саловской «двойки». С истребителями сопровождения встретились так, как было задумано. Набрали заданную высоту по пути следования на Кенигсберг. Примерно на половине пути вдруг попадаем в полосу — зону плохой видимости земли, в какую-то сплошную не то облачность, не то дымку непонятного происхождения.　

Салов разворачивает свой самолет и всю группу вправо — там просматривается светлая полоска неба. Через 30–40 секунд полета полоса «облачности-дымки» резко обрывается, земля просматривается достаточно хорошо. Ну да, все ясно! Зона плохой видимости образовалась от дыма горящего много дней Кенигсберга. Дым, рассеиваясь и распространяясь по ширине и высоте, вытягивается в юго-западном направлении. А Салов, значит, пытается эту зону обойти справа. Так, так. Вот он доворачивает влево, наверно, курс на Кенигсберг возьмет. Нет, снова заводит обе девятки в полосу — зону плохой видимости и только после этого мы разворачиваемся на нужный курс. Зачем же это? Хотя маршрут нам и известен — не первый раз на Кенигсберг идем, — но ведь при видимости земли полет выполнять и надежней, и удобней! В чем же дело? Подумаем. Полоса «дымки-облачности» начинается в Кенигсберге. Значит, если мы идем в ней, к, так сказать, ее истоку, то обязательно выйдем в район города. Это — раз. Нам плохо видно землю, но ведь и немецким зенитчикам нас тоже почти не видно с земли. Да и истребители их едва ли быстро нас обнаружат в таких условиях. Это — два.　

Ну вот, опять понятна очередная хитрость Салова: он же хочет наши девятки избавить от вражеских глаз на земле и в воздухе!　

И — избавил. При подходе к Кенигсбергу он своевременно вывел всю группу в точку начала боевого пути; сброшенные по команде Жени Чуверова — его штурмана — бомбы восемнадцати самолетов точно перекрыли заданную цель. Наверное, все же наше появление над Кенигсбергом действительно было внезапным для противника: ни один зенитный снаряд, ни один немецкий истребитель нас не побеспокоил.　

Только начали выполнять разворот от цели — слышим по радио голос Главного маршала авиации Новикова — он со своего КЦ координировал действия многочисленной авиации в кенигсбергском небе:　

— Отлично сработали, «Лебеди»! — это мы, значит. — Всем объявляю благодарность!　

Иван, улыбаясь, оборачивается ко мне. Поднимает вверх большой палец правой руки: приятно такое в воздухе услышать.

…После отхода от цели снова — на всякий случай — Салов заводит группу в полосу плохой видимости, которая, впрочем, вскоре сместилась с нашей линии пути к Грислинену.　

На аэродром вернулись без потерь, воодушевленные удачным завершением вылета. С большим удовлетворением получили задание на повторный вылет во второй половине дня — вот это настоящая боевая работа! С удовольствием и звериным аппетитом, который, как известно еще со времен веселого француза Франсуа Рабле, приходит во время еды, мы поглощали заботливо приготовленный вкусный обед. Неожиданным сюрпризом для всех оказался огромный именной торт, преподнесенный Салову от имени работников столовой все той же шеф-поварихой. Василий Геннадьевич собственноручно разделил это произведение кухонного искусства на соответствующее количество частей и оделил ими каждого летчика.　

Хорошее настроение не покидало нас и в начале повторного вылета, когда полк на задание вел Половченко. Наша «пятерка» шла справа «двадцать третьей» Коваля, ведущего второй девятки. Справа от нас звено вел Коля Зинаков, а нашим ближайшим соседом справа был