Путь Вия. Из Малороссии на Украину - Дмитрий Павлович Губин

1. Одна, единая, неделимая, от Карпат и до Кавказа независимая, свободная, демократическая Украина – республика рабочих людей.

2. Все люди – твои братья, но москали, ляхи, венгры, румыны и евреи – это враги нашего народа, пока они господствуют над нами и обирают нас.

3. Украина – для украинцев! Итак, выгони отовсюду с Украины чужаков-угнетателей.

4. Всегда и везде используй украинский язык. Пускай ни жена твоя, ни дети твои не оскверняют твой дом языком чужаков-угнетателей.

5. Уважай деятелей родного края, ненавидь врагов его, презирай оборотней-отступников – и хорошо будет всему твоему народу и тебе.

6. Не убивай Украину своим равнодушием к всенародным интересам.

7. Не становись ренегатом-отступником.

8. Не обворовывай собственный народ, работая на врагов Украины.

9. Помогай своему земляку прежде всех, держись в центре товарищей.

10. Не бери себе жену из чужаков, поскольку твои дети будут тебе врагами, не дружи с врагами нашего народа, поскольку ты даёшь им силу и отвагу, не создавай союзы с угнетателями нашими, поскольку будешь предателем.

Национализм Михновского, по его мнению, имел скорее оборонительный, защитный характер. Он был противодействием государственному шовинизму господствующей нации.

Характерно, что такой же мысли придерживались большевики, лидер которых, Владимир Ленин, утверждал, что необходимо разделять национализм угнетённой нации и господствующей нации. Национализм первых, по его мнению, несёт в себе позитивный заряд борьбы за национальное освобождение и может быть оправдан. Позднее, уже в постсоветское время верными ленинцами в этом вопросе стали многие московские либералы.

В то время ещё не было придумано слово «геноцид» и мало кто доходил до идеи полного уничтожения «неправильных» соседей. Даже младотурки пришли к уничтожению армян гораздо позже. Разве что немцы на территории нынешней Намибии создали концлагерь для местного народа гереро. А вот Михновский фактически эту идею высказал!

«Все, кто на всей Украине не за нас, тот против нас, – писал он. – Украина для украинцев, и пока хоть один враг-чужак останется на нашей территории, мы не имеем права сложить оружие».

Но мало ли что он высказывал! Главное, каковы дела.

А они начались со взрыва памятника Пушкину в Харькове, который устроила подпольная организация «Оборона Украины», состоящая при УНП Михновского. Она также собиралась взорвать памятники Екатерине Великой в Одессе и её внуку Николаю в Киеве, но там, как всегда бывает в сектах, не хватило исполнителей.

На месте преступления были разбросаны листовки с призывом «бороться за своё национальное освобождение». Реакция общества была отрицательной, и даже орган РУП назвал исполнителей акции «кружком политических придурков». Никто из организаторов и исполнителей наказан не был, харьковская общественность даже не подумала ничего дурного об уважаемом адвокате Михновском.

Он выигрывал дела, набирал клиентуру. Дела его конторы шли весьма успешно, и вскоре на пару с братом Антоном они стали вполне респектабельными харьковскими домовладельцами. Согласно списку 1909 года, они на пару владели недвижимостью на сумму в 4020 рублей, то есть в четыре раза больше, чтобы иметь право быть избранным в городскую думу.

И в 1906 году Николай Михновский туда попадает. Более того, просидит там гласным два созыва. В думе он примыкал к кадетам, в судах он защищал подписантов «Выборгского воззвания», например, Владимира Шемета. Он пытался также самовыразиться в украиноязычных изданиях, которые основывал одно за другим, и которые финансово прогорали ещё до того, как власти собирались их закрыть.

В 1909 году Михновский создал товарищество взаимного кредитования, которое полиция рассматривала как «легальное прикрытие групп украинцев», обсуждающих политические вопросы.

И Грушевский, и Петлюра, и Винниченко считали Михновского радикалом, антисемитом и просто психически нездоровым человеком, не желали иметь с ним никаких дел. А вот врачи знаменитой харьковской «дурки» – «Сабуровой Дачи» – так и не освидетельствовали его. У профессора Тутышкина и других докторов хватало и других больных, а уж гласного городской думы насильно туда привести никак невозможно. Так он безбедно прожил в Харькове до августа 1914 года.

А дальше – фронт Первой мировой, служба в Киеве, нелюбовь Центральной Рады, высокомерие гетмана и попытка эмигрировать вместе с белыми из Новороссийска. Там его просто не пустили на корабль как хамствующий элемент. Затем жил и преподавал на Кубани и в Киеве.

Низвержение памятника Пушкину в Харькове

Ни ЧК, ни ОГПУ Михновским не интересовались. 2 мая 1924 года НКВД пригласила его на беседу непонятно в каком качестве. Уже на следующий день Николая Михновского нашли повешенным в саду его друга и подзащитного экс-депутата Первой Госдумы Владимира Шемета. Он и нашёл в кошельке покойного записку с таким текстом:

«Хочу умереть своей смертью! Как в той поговорке: как ни крутись, а от смерти не уйдёшь. Передайте мой привет тем, кто меня помнит. Ваш Николай».

Ныне память Михновского увековечивают где ни попадя. В Харькове есть и улица, и мемориальная доска. И повреждения на памятнике Пушкину были видны до самого надругательства в виде сноса, и грядущие поколению видели, к чему приводят благодушие и ложно понятая толерантность.

Первой жертвой русской авиации стал повзрослевший украинский националист

24 сентября (7 октября) 1910 года в Петербурге произошла первая в истории России авиакатастрофа со смертельным исходом. Погибшим был пилот аэроплана «Фарман» 33-летний капитан Лев Макарович Мациевич. Жизненный путь первой жертвы русской авиации был непрост, и историки разных направлений пытаются приписать его себе

Из мещан Киевской губернии?

Происхождение Льва Мациевича не вполне ясно даже его ныне живущим родственникам, например, внучатому племяннику, нардепу III созыва Верховной Рады Украины Юрию Сахно.

Мать пилота, Татьяна Фёдоровна Подгаецкая, была дочерью священника, но этот род имел дворянство, которое не смогли документально доказать. Такая же ситуация и у отца, управляющего сахарным заводом торгового дома Яхненко и Симиренко Макара Мациевича. А потому одни исследователи записывают его в мещане, а другие – в дворяне.

Если благородное происхождение Макара Дмитриевича – это правда (дочь Оксана Макаровна вообще говорила о том, что он когда-то носил фамилию Матвиенко, но в советские годы так было выгоднее), то среди родни авиатора оказывается целый митрополит и православный святой. Но, опять же, это лишь допущение некоторых исследователей, например, историка Владимира Жилы.

Мациевич на «Фармане»

Однако действительно, был в XVIII веке митрополит Арсений (Мацеевич) (1698–1772), который за свою долгую жизнь умудрился побывать в застенках и Тайной канцелярии Ушакова и Тайной экспедиции Шешковского. Уроженец Владимира-Волынского, участник экспедиции Витуса Беринга, исследователь Сибири, попавший под «слово и дело» при Анне Иоанновне, Арсений сначала сам был пытан и