Дальнее чтение - Франко Моретти

показана зависимость двух процессов во времени, при более внимательном рассмотрении рынка можно добавить к этому определенную причинную связь. А «рынком» в конце XVIII в., когда читатель почти никогда не покупал романов, на самом деле являлись библиотеки с выдачей книг на дом (circulating libraries). От коммерческих предприятий, распространявших романы по всей Британии (а также Франции и Германии: одна из ранних пьес Брехта «В джунглях городов» начинается в такой библиотеке), остались каталоги, многие из которых сохранились до наших дней. Каталоги – это списки заглавий, но не совсем тех же, что мы находим в библиографиях. В библиотеке Сандерса, в Дерби 1780-х гг. роман «Необыкновенные возможности человеческого ума, на удивительном примере автоматов: молодой дворянин, которого в детстве случайно покинули на необитаемом острове, 19 лет жил, отделенный от людского общества. Повесть, наполненная неожиданными происшествиями, полезными и занимательными для читателя» (Capacity and Extent of the Human Understanding; Exemplified in the Extraordinary Case of Automathes: A Young Nobleman; who was Accidentally left in his Infancy, upon a desolate Island, and continued Nineteen Years in that solitary State, separate from all Human Society. A Narrative abounding with many surprising Occurrences, both Useful and Entertaining to the Reader), получает название «История автоматов, молодой дворянин». В библиотеке Форсона, в Бервике 1790 г. «Несчастные чувства, или Жизнь мисс Л*****. Написана ею самой во многих чувствительных письмах. Посвящается мистеру Йорику с Елисейских полей» превращается в «Несчастные чувства». В библиотеке Саеля, в Стрэнде, в 1793 г. «Эммелина, сирота из замка» становится «Эммелиной». И так далее.

Названия как закодированное сообщение в ситуации рынка. И ключевой рыночный институт берет код и сжимает его – как правило, до имени собственного. Библиотеки не могли тратить место на странице каталога; им не нужна была путаница с разными романами; на корешке книги хватало места всего для нескольких слов; наконец, читатели привыкали к романам, и им все реже требовалось, чтобы заглавия их «направляли»[237].

Таким образом, средняя длина уменьшилась, длинные заглавия исчезли, а на противоположном конце спектра быстро расплодились названия в одно, два, три слова (рис. 9): в 1740-1750-х гг. они составляли 5 %, но к уже к 1800 г. заняли 2030 % и полностью поменялись местами с длинными заглавиями, которые им предшествовали (рис. 10). Столетие спустя то же самое произошло с рекламой, когда детальные описания XIX в. заменились вызывающими, краткими слоганами современности. В буквальном смысле то же самое: титульные листы с длинными конспектами романов часто использовались как листовки и рассылались повсюду для рекламы книги. Однако, как мы увидим далее, короткие заглавия были не просто лучше как названия – они были лучше и в качестве рекламы.

Рис. 9. Романы с очень короткими заглавиями

«В двадцать седьмой вечер (понедельник, 1 июня) играли Нанину Вольтера. Нанина? – спрашивали так называемые критики, когда эта пьеса только что появилась в 1749 г. – Что это за заглавие? Что оно может значить?.. Ни больше, ни меньше того, что может значить заглавие. Заглавие – не меню обеда. Чем меньше оно разоблачает содержание пьесы, тем оно лучше. Поэт и зритель одинаково заинтересованы в этом, и древние редко давали своим пьесам иные заглавия, кроме ничего не значащих». Лессинг. «Гамбургская драматургия».

Рис. 10. Длинные заглавия, короткие заглавия

Заглавия позволяют нам шире посмотреть на литературное поле, как я говорил в начале этой статьи. И первое, что мы видим на этом расширенном поле за данный исторический период, – это силу рынка: его рост создает основное ограничение в способе репрезентации романов. Это, конечно, не значит, что все заглавия одинаково реагировали на давление рынка – это значит, что все они сталкивались с одним и тем же вопросом: как сократить сообщение, не потеряв информативности? В пересказах было много информации – что с ней случилось? Она пропала? Ее переформулировали? Заменили чем-то другим? Скоро я вернусь к этому, а пока позвольте заключить первый раздел, обозначив границы этого исследования: я начал с представления средней длины заглавий, а затем переключился на очень длинные и очень короткие названия – я сделал это потому, что эти тенденции являются более выразительными, чем медленное падение среднего значения, и поэтому говорить о них намного проще. Это не совсем ошибочно (ведь эти тенденции действительно существуют!), однако, даже если оставить в стороне вопрос полноты (из 7000 исследуемых названий около 900 являются «длинными», 1600 – «короткими», а 4500 находятся где-то посередине), сосредоточившись на крайностях, мы упускаем из виду решающий аспект количественной работы: здесь имеет значение не горстка основных и стремительных изменений, а множество мелких и медленных.

Но проблема в том, что историки литературы не знают, как осмыслять частотное и мелкое. Поэтому так сложно изучать литературное поле как целое – мы должны научиться находить смысл в незначительных изменениях и медленных процессах, а это тяжело. Особенно это тяжело в случае с заглавиями, которые по определению являются самой публичной частью книги, а следовательно, в наибольшей степени подвержены цензуре. То, что мы находим в названиях, отражает «узаконенное облучение» (legitimate irradiation) существующими идеями, писал Жан-Луи Фландрен, – это верно, ведь названия столь «респектабельны», но все-таки как сделать респектабельные сообщения интересными?[238]

II

Очень короткие названия: одно, два, три слова. Вопрос, который интересует меня: как паре слов удается говорить за сотни страниц? Для пересказов это понятно: они являются сокращенными версиями полной истории. А два слова? Я начал наблюдать за короткими названиями и нашел три основных кластера внутри этой группы: имена собственные (“Octavia”, “George Barnwell”), которые занимают около одной трети от общего количества; комбинации артикля с существительным (“The Steam-Boat”, “The Smuggler”) и артикля с прилагательным и существительным (“The Tuscan Vase”, “The Invisible Gentleman”) – чуть меньше 30 %; и концептуальные абстракции (“Fatality”, “Enthusiasm not Religion”), занимающие около 10%. «Изменение… <размера> неизбежно влечет за собой изменение формы»[239], – писал Дж. Б. С. Холдейн, и в нашем случае видно, насколько он был прав: заглавие в 20 слов и заглавие в 2 слова не являются одним и тем же существом, отличающимся только по размеру, это совершенно разные животные. Разные стили. В коротких заглавиях есть изящество по типу «меньше – значит больше» (less is more), невозможное в пересказах. Для последних задача заключалась в том, чтобы поместить как можно больше вещей на титульный лист (больше – значит лучше, так сказать), ничего страшного, если в заглавии случится путаница: в названии «Робинзона Крузо» упоминается эпизод, которого вообще нет в романе («.с изложением его неожиданного освобождения пиратами»: пиратами? какими