Цена разрушения - Адам Туз

согласия по ключевым вопросам международной политики. Взгляды Шахта на торговую политику и внешние долги уже подверглись резкой критике со стороны ассоциации промышленников[331]. Но что более важно, Гитлер и Шахт знали, что они не нуждаются в согласии со стороны бизнеса. После Первой мировой войны предпринимательское лобби оказалось достаточно сильным для того, чтобы дать отпор революционным порывам 1918–1919 гг. Сейчас же глубочайший кризис капитализма сделал германский бизнес беззащитным перед государственным интервенционизмом — только уже не слева, а справа[332].

II

В первые годы существования гитлеровского режима в Германии был создан ряд механизмов контроля над предпринимательством, беспрецедентных для мирного времени. В значительной степени их появление объяснялось сложностью управления германским платёжным балансом, и в этом смысле их корни явно восходили к грандиозному финансовому кризису лета и осени 1931 г. Однако в условиях полной дезинтеграции золотого стандарта, последовавшей за девальвацией доллара, ползучего дефолта Германии по её долгосрочным обязательствам, включая долги в сотни миллионов рейхсмарок, числившиеся за германскими корпорациями, и осуществления «Нового плана» этот контроль приобрёл новый и более систематический характер[333]. Как мы уже видели, «Новый план», который фактически регулировал доступ всех до единой немецких фирм к зарубежному сырью, породил обширный бюрократический аппарат, контролировавший жизненно важные функции значительного сегмента германской промышленности. Хотя экспорт, разумеется, поощрялся, отказ правительства от девальвации означал, что большинство германских экспортёров могли выдержать конкуренцию лишь в том случае, если они сперва обращались за субсидией. Это тоже требовало обширной работы с бумагами и взаимодействия с бюрократией. А экспортные субсидии, в свою очередь, финансировались за счёт обременительного перераспределительного налога, взимавшегося со всей германской промышленности. Управление этой громоздкой системой контроля представляло собой основную задачу организаций, которые Шахт навязал бизнесу с осени 1934 г. по весну 1935 г.[334] В каждом секторе многочисленные добровольные ассоциации объединялись, образуя иерархию рейхсгрупп (в промышленности, банковском деле, страховании и т.д.), деловых групп (Wirtschaftsgruppen, которые действовали в горнорудной, сталеплавильной, машиностроительной и других сферах) и отраслевых групп (Fachgruppen, объединявших предпринимателей, занятых добычей антрацитов в противоположность тем, кто добывал лигнит, и т.п.). Каждая германская фирма должна была входить в какую-либо из этих ассоциаций. Каждое подразделение каждой деловой группы возглавлялось своим собственным фюрером[335]. Их кандидатуры выставлялись существующими ассоциациями, рассматривались рейхсгруппами и окончательно одобрялись Шахтом. Главная задача деловых групп заключалась в том, чтобы играть роль канала связи между отдельными фирмами и Рейхсминистерством экономики. Оно спускало вниз указы через деловые группы. Через них же в Берлин шли жалобы, предложения и донесения от фирм. Эта система непрерывно порождала на свет инструкции, руководства и рекомендации по части передовых приёмов хозяйствования. Кроме того, на основе чрезвычайных указов, издание которых началось на последних этапах Первой мировой войны, деловые группы также были уполномочены на сбор обязательных отчётов от входивших в их состав фирм — тем самым была создана беспрецедентная система промышленной статистики[336]. После 1936 г., когда была внедрена стандартизированная система бухгалтерии, они получили право ещё глубже вникать во внутренние дела фирм. Однако функции деловых групп были по-настоящему незаменимыми с точки зрения выполнения «Нового плана». Из кадрового состава деловых групп набирались агентства по надзору за импортом и весь их персонал[337]. В том, что касалось экспорта, именно на деловые группы начиная с лета 1935 г. были возложены оценка оборота входивших в их состав фирм и сбор налога, предназначенного для финансирования экспортных субсидий[338].

Поскольку цель работы всего этого контролирующего аппарата заключалась в ограничении германского импорта, в итоге с германских рынков практически исчезли зарубежные конкуренты. В страну не ввозилось ничего из того, что можно было бы произвести внутри неё — а это относилось практически ко всем промышленным товарам. В сочетании с ростом уровня внутреннего спроса это позволило германским производителям положить конец дефляции и добиться заметного роста цен. После многих лет дефляции индекс потребительских цен с весны 1933 г. по август 1934 г. вырос почти на 6%, и этого хватило для того, чтобы начались тревожные разговоры об инфляции[339]. Для того чтобы этот процесс не вышел из-под контроля, Министерство экономики издало ряд указов о твёрдых ценах, а кульминацией этих мер в ноябре 1934 г. стало назначение уже знакомого нам Карла Герделера на должность рейхскомиссара по контролю над ценами[340]. Как мы уже видели, Герделер заслужил свою репутацию неподкупного человека в тщетных попытках противопоставить девальвации фунта стерлингов драконовские меры в рамках четвёртой дефляции Брюнинга. Его роль в Третьем рейхе заключалась в том, чтобы вернуть на прежний уровень все цены, неоправданно завышенные начиная с лета 1933 г. По иронии судьбы при всех либеральных наклонностях Герделера к концу 1935 г. это привело к созданию всеобъемлющей системы государственного диктата в области цен.

С точки зрения этой системы фундаментальное значение имело расширение возможностей государства по надзору над разветвлённой системой германских картелей[341]. В июле 1939 г. Министерство экономики присвоило себе право создавать принудительные картели. Тот же указ наделял его полномочиями по надзору за действиями существующих картелей, изданию правил, регулирующих деятельность их членов, и контролю над устанавливаемыми ими ценами. Всего с 1933 по 1936 г. министерство проконтролировало создание не менее чем 1600 добровольных картелей и навязало 120 принудительных картельных соглашений. Даже в таких крупных и сильно фрагментированных отраслях, как полиграфия с её годовым оборотом, превышавшим 1 млрд рейхсмарок, и буквально тысячами мелких фирм, отныне можно было создавать организационные структуры с чётко установленными минимальными ценами. Принудительные картели имели право контролировать инвестиции в своих секторах и оптимизировать существующую структуру отраслей посредством систематических «выкупов». Второй закон о картелях, принятый летом 1933 г., ликвидировал юридическую защиту, при Веймарской республике дававшую фирмам, не входившим в состав картелей, возможность вести свои дела так, как они сочтут нужным. Отныне картели могли в судебном порядке преследовать аутсайдеров, устанавливавших цены, являвшиеся «несправедливыми» или «пагубными для благосостояния нации». Таким образом, добровольные картели превращались в принудительные организации, находившиеся под государственным контролем. В 1936 г. РМЭ доверило повседневный надзор за картелями деловым группам и отраслевым группам[342]. В свою очередь, те использовали свои новые стандартизованные бухгалтерские системы при внедрении и отладке ценовой дисциплины.

Рост внутреннего спроса, устранение зарубежных конкурентов, рост цен и относительно статичные ставки заработной платы создали условия, в которых было трудно не получать хорошую прибыль[343]. Более того, к 1934 г. советам директоров некоторых фирм выплачивались такие большие бонусы, что это вызвало в гитлеровском