В годы большевисткого подполья - Петр Михайлович Никифоров

ОДЕССКИЕ ГОСТИ

Из Одессы от Правления союза моряков мы получили телеграмму, что в Керчь вышел одесский землечерпательный караван в составе четырех черпалок и восьми шаланд. Нависла угроза срыва стачки. Созвали общее собрание бастующих и решили уговорить одесских моряков примкнуть к нашей стачке. Для встречи и переговоров с прибывающими избрали особую делегацию. Ночью захватили паровой катер и поехали навстречу одесскому каравану.

Одесские моряки устроили на своих судах собрания и решили примкнуть к стачке. Караван вошел в бухту, и все суда стали в стройном порядке на якоря.

На объединенном собрании наших и одесских моряков было решено, что одесские суда не уйдут из керченской бухты, пока не кончится забастовка.

Из Одессы пришел приказ каравану вернуться обратно. Однако команды заявили, что они снимутся с якоря только тогда, когда кончится стачка. Таким образом силы бастующих увеличились.

Из Мариуполя также выслали было две землечерпалки, но, узнав, что одесские моряки примкнули к стачке, командиры повернули суда обратно.

В это время к Керченскому проливу начали подходить иностранные пароходы. Они становились на якоря у входа в пролив, ожидая, когда их проведут в Азовское море. К двенадцатому дню стачки у пролива скопилось восемь пароходов.

Капитаны иностранных судов требовали пропуска и компенсации за простои. К министру летели телеграммы и протесты консулов. От министра пришла третья телеграмма начальнику порта с приказом срочно урегулировать конфликт с рабочими и приступить к очистке пролива. Начальник порта метался, не зная, что делать. Инженер Бойко не показывался. Чувствовалось, что начальство теряет почву под ногами. На берегу возле порта появился полицейский поет, на пристанях показались жандармы. Однако арестов не было.

Шел пятнадцатый день стачки. Утром наш связной с телеграфа принес мне телеграмму. Читаю: «…начальнику порта. Копия — Малаканову. Распоряжению министра приказываю основе требований ликвидировать конфликт и приступить к работам. По распоряжению министра управляющий делами».

Быстро собрали делегацию, правление и стачечный комитет. Телеграмма вызвала у всех нас ликование. Мы победили!

Нам сообщили, что начальник порта желает с нами говорить. Мы пошли. Начальник был в кабинете один.

— Поговорим серьезно. Пора эту глупую стачку кончать. Садитесь, пожалуйста, — сказал он.

Сели. Начальник вынул из ящика стола наши требования.

— Выясним, какие требования я не могу выполнить. Вот «Первое мая»: это вопрос политический, и он не входит в мою компетенцию. Восьмичасовой рабочий день — тоже не могу. Рабочий комитет — это ведь вмешательство в дела управления. Я думаю, вы и сами настаивать на нем не будете.

— Нет, будем! — резко ответил я.

Начальник поморщился, но по всем пунктам уступил, за исключением трех.

На узаконении празднования Первого мая мы не настаивали, но на восьмичасовом рабочем дне для кочегаров и признании прав рабочего комитета настаивали упорно. К соглашению не пришли.

Когда мы вышли, некоторые из делегатов заявили:

— Надо согласиться. Ведь начальник почти все наши требования удовлетворил. Давайте уступим насчет комитета.

Мне с большим трудом удалось доказать делегатам, что от комитета нам отказываться никак нельзя, что без комитета все завоеванное нами будет отобрано и многих рабочих уволят с работы.

Делегаты с этими доводами согласились. Надо было собрать общее собрание бастующих и получить их санкцию на продолжение стачки. Решили сначала провести подготовительную работу, доказать необходимость добиться признания рабочего комитета.

Я созвал молодежь и поручил ей провести агитационную работу главным образом среди наиболее авторитетных стариков. Молодежь энергично принялась за дело. Ночью созвали общее собрание. Прения были горячие. Некоторые рабочие настаивали на принятии предложения начальника порта:

— Ведь мы уже добились удовлетворения почти всех наших требований. Насчет комитета можно и уступить.

После долгой дискуссии большинством голосов решили продолжать стачку, пока администрация не согласится на создание рабочего комитета.

Начальник порта снова пригласил делегацию к себе.

— Ну, ваша взяла, согласен, — сказал он.

— С чем «согласен»? — спросил я.

— На комитет согласен, чорт с вами!

— А восьмичасовой рабочий день для кочегаров?

— Тоже согласен. Становитесь завтра на работу.

— Нет. Надо сначала подписать наши требования, которые вы приняли. Подпишите два экземпляра.

Председатель вынул заготовленные экземпляры условий и положил на стол.

— Что же, вы не верите моему слову? — наигранно возмутился начальник.

— Все-таки лучше подпишите. Крепче будет.

Начальник взял оба экземпляра, внимательно прочел их и спросил:

— А кто будет подписывать от вас?

— Председатель комитета.

Начальник подписал оба экземпляра. После него подписался председатель комитета Васюков. Один экземпляр он взял себе, а второй подал начальнику, сказав:

— Господин начальник, все вопросы, связанные с проведением принятых условий, вам придется разрешать с председателем рабочего комитета. Прошу внимательно выслушать пункт о рабочем комитете: «Рабочие каравана и порта избирают рабочий комитет из своей среды, которому предоставляется право контроля над увольнением рабочих с судов каравана и порта. В случае возражения комитета администрация воздерживается от увольнения рабочего. Если комитет найдет необходимым кого-либо из рабочих удалить с работы, администрация обязуется согласиться с предложением комитета. Комитет следит за выполнением соглашения рабочих с администрацией, достигнутого в результате стачки». Имейте в виду, господин начальник, — продолжал Васюков, — что общее собрание рабочих дало полномочия комитету в случае нарушения администрацией подписанного соглашения в любое время объявить стачку.

Утром Первого мая всё рабочие явились к месту работ… Начался митинг.

Начальник смотрел на бумагу и молча кивал головой. Обратившись ко мне, он сказал:

— Надеюсь, Малаканов, вы не подходите под это соглашение. Увольнение мы вам предъявили до стачки.

— Я не настаиваю, тем более, что я обещал принять расчет после стачки.

Вечером мы уже открыто собрались на берегу у пристаней. Стачечный комитет дал полный отчет в том, как протекала борьба.

Показали всем рабочим требования, подписанные начальником порта. Я указал на великое значение пролетарской солидарности, приведя в пример одесских моряков. Выступали и их представители. Они говорили о стойкости и дисциплинированности керченцев.

Стачечный комитет сложил свои полномочия. Собрание единогласно преобразовало его в рабочий комитет. Вынесли постановление: «В случае нарушения пункта о рабочем комитете администрацией комитет немедленно объявляет стачку и приказу комитета все обязаны подчиняться».

Утром я пошел за расчетом. Работа на всех судах кипела. Порт и караван после семнадцатидневного бездействия ожили, и «Лисовский», медленно развернувшись, пополз в пролив. За ним потянулись шаланды. На одесском караване гремели якорные цепи, раздавалась команда: суда собирались в поход.

Расчет мне дали быстро. Попрощавшись с друзьями, я пошел по мосткам на берег. Ко мне подбежали наши разведчики.

— Уходи в степь. Жандармы ищут тебя!