Серго Орджоникидзе. Командарм советской промышленности - Илья Сергеевич Ратьковский

это было следствием нежелания Орджоникидзе занимать наркомовский пост, отчасти состоянием здоровья Серго, который еще до июльского пленума собирался по его окончании сразу ехать в Сочи, о чем писал Кирову 22 июня[459]. Таким образом, со стороны Орджоникидзе было явное нежелание переезда в Москву. В Закавказье он был ключевой фигурой, в Москве стал бы одним из многих.

Письмо И. В. Сталина Г. К. Орджоникидзе о поднятии вопроса о назначении Г. К. Орджоникидзе наркомом Рабоче-крестьянской инспекции СССР и заместителем А. И. Рыкова

26 июля 1926

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 777. Л. 37]

Сохранилось описание Орджоникидзе кавказского периода Л. Фишером: «Г. К. Орджоникидзе, московский наместник в Тифлисе, повсюду известный под именем „Серго“, был мускулистый гигант с длинным лицом, огромным крючковатым носом и басистым голосом. Я бывал у него во время своих поездок на Кавказ в двадцатые годы. Сидя у него в кабинете, я слушал, как он говорит по телефону на грузинском языке — с шаляпинскими интонациями. Все, что я понимал, было два слова: „хо“ (да) и „ара“ (нет). Он не был мизантропом, как Сталин, напротив, он был дружелюбен и обладал чувствительностью и темпераментом. В те времена он был близок к Сталину, который позже сделал его членом московской руководящей верхушки»[460].

Телеграмма В. М. Молотова А. М. Назаретяну об утверждении Г. К. Орджоникидзе секретарем Северо-Кавказского крайкома30 августа 1926

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 777. Л. 47]

В этих условиях Сталиным рассматривается промежуточный вариант. По этому поводу Сталин 24 августа из Сочи писал Молотову: «Говорил с Серго. Наркома не хочет, согласен на Ростов[461]. Ростовцы тоже хотят Серго. Можно провести»[462]. Очевидно, что это было ОЧЕНЬ сильное нежелание. Поэтому после личной встречи с Серго Сталин решил согласиться с мнением Орджоникидзе и временно отложить вопрос о назначении его на пост наркома РКИ.

30 августа 1926 года Орджоникидзе получил из Москвы за подписью Молотова телеграмму, написанную в директивном тоне, о решении ЦК: «…принять предложение Севказкрайкома. Отозвать ОРДЖОНИКИДЗЕ из Закавказья, утвердив его Секретарем Сев. — Кавккрайкома (вместо тов. Микояна)»[463].

Формулировка и суть данного перевода явно не понравились Орджоникидзе. Не поняли такого решения и коммунисты Закавказья. Тем не менее решением Политбюро от 2 сентября Орджоникидзе был утвержден Первым секретарем Северо-Кавказского крайкома[464] (ранее этот пост занимал Микоян, в июле «ушедший» на пост наркома внутренней и внешней торговли СССР). Данный перевод, а точнее чисто канцелярская формулировка в виде «отзыва с „Закавказья“» и назначения «вместо тов. Микояна» не могла удовлетворить Серго. Возможно, что дело было также в том, что это исходило от секретаря ЦК Молотова, с которым у Орджоникидзе уже были неоднозначные отношения, если вспомнить события 1925 года. В дальнейшем они тоже не улучшились. Укажем в связи с этим высказывание Р. А. Руденко на октябрьском пленуме 1957 года, обращенное к Ворошилову: «Если Вы вспомните, Климент Ефремович, когда расследовалось дело Берии, Вы пригласили меня и сказали: Вы покопайтесь в отношении Серго Орджоникидзе, его затравили и, нечего греха таить, что Вячеслав Михайлович, когда был председателем Совнаркома, неправильно относился к покойнику»[465]. В воспоминаниях Молотова это тоже зафиксировано. Формально отзываясь о Серго положительно, он не упускает возможность как-то критически пройтись по нему.

Характерно, опять-таки откровенное письмо Сталина Молотову от 4 сентября, где Сталин упоминал, что Серго «взбешен» формулировками «молотовского» постановления о его отзыве с поста Первого секретаря Закавказского крайкома РКП(б), трактуя это как щелчок ему лично неизвестно за что. Интересно упоминание Орджоникидзе о его нежелании быть «под Микояном» при данном назначении (имелся в виду не вопрос о наркоме РКИ, а «наследование» им бывшей должности Микояна).

Телеграмма штаба группы Эривань А. М. Назаретяну о его награждении орденом Красного Знамени

20 августа 1921

[РГАСПИ. Ф. 83. Оп. 3с. Д. 17]

Определенную роль в этом процессе сыграл и Амаяк Назаретян, который, по словам Сталина, неизвестно с какой целью всячески «растравливает самолюбие Серго и подзуживает его». Отметим, что Орджоникидзе и Назаретяна связывали давние дружеские отношения и они были достаточно близки. Оба они участвовали в советизации Армении, при этом Орджоникидзе награждал Назаретяна за подавление ереванского восстания орденом Красного Знамени.

Деловые и дружеские контакты характерны и для более позднего периода. Об этом, в частности, свидетельствует следующая ситуация 1926 года. В этом году умерла первая жена Назаретяна, и он остался вдовцом с тремя детьми: сыновья Саша 15 лет и Гриша 13 лет и дочь Лена 11 лет. В этой ситуации Серго, уже работавший в Москве, отправил в Тбилиси с комсомольским поручением помочь осиротевшей семье Назаретяна Клавдию Дмитриевну Борисову, одну из лучших общественных воспитателей детдомовцев в секретариате ЦК ВКП(б) и ранее знакомую с Амаяком. В дальнейшем состоялся ее брак с Назаретяном[466].

В этом же доверительном письме Молотову, как он его называл «Молотовичу», Сталин констатировал необходимость более корректных формулировок, а также указывал: «Ввиду решительного отказа т. Орджоникидзе от немедленного переезда на работу в Москву вопрос о назначении т. Орджоникидзе наркомом РКИ СССР и замом предсовнаркома СССР отложить на несколько месяцев»[467].

Решение от 2 сентября было подтверждено Политбюро 9 сентября в более корректной форме и с учетом высказанного ранее мнения Орджоникидзе. Молотов, инициатор этого перемещения и автор первой неудачной формулировки, даже написал Орджоникидзе письмо от 9 сентября с личными извинениями: «Дорогой Серго! Насчет формулировки первого решения Пб о твоем назначении на Сев[ерный] Кавказ вышла, очевидно, ошибка. Вина моя. Не хотели тебя задеть, но получилась неловкость. Надеюсь, ты согласишься, что не следует эту совершенно случайную неловкость рассматривать иначе как невольную штуку, которой в нашей сутолоке мы вначале не придавали значения. Теперь у тебя есть уже второе постановление — ответ на протест Заккрайкома (который, само собой разумеется, пойдет по тем же адресам, что и первое постановление). Мне кажется, оно устраняет всякую неловкость, могшую возникнуть после первого. У всех нас было и имеется полное желание, чтобы сей случай не оставил у тебя никакого осадка. Со своей стороны, надеюсь, что ты не очень надолго останешься на Сев[ерном] Кавказе и переберешься в недалеком будущем в Москву»[468]. Отметим, что в указанном письме Молотова есть и пожелание здоровья Орджоникидзе: «Желаю тебе поправиться хорошенько»[469]. Очевидно, что Орджоникидзе указывал в переписке на состояние своего здоровья как одну из причин отказа от московских назначений. Пребывание в Закавказье в значительной степени решало эту проблему, что было сложнее организовать в Москве. Укажем, что