Семейные ценности - Мила Гусева

— Может повториться… что?

Гомес сокрушенно вздыхает, залпом допивает остатки бурбона и занюхивает крышкой от банки с гнилой сельдью.

— Тогда было другое время, медицина была не на уровне… — бормочет он, не отрывая сосредоточенного взгляда от собственных ботинок. — Родители Мортиши жили далеко за городом, скорая помощь приехала лишь спустя час. Вам такое не грозит, стоит ли зацикливаться на печальных событиях прошлого?

— Скажите же, что произошло, черт возьми! — голос Ксавье едва не срывается на крик, и старший Аддамс наконец сдаётся.

— У Мортиши должна была быть сестра. Но у её матери из-за неконтролируемых видений начались серьёзные проблемы со здоровьем. Кажется, на седьмом месяце случилась эклампсия…{?}[Судороги поперечных мышц, которые могут случиться во второй половине беременности, в родах и послеродовом периоде. Развитие этого состояния происходит на фоне патологических процессов, запущенных беременностью, которые приводят к поражению сосудов, почек и других жизненно важных органов.] Малышка Офелия прожила всего пару часов, а сама Донателла Фрамп умерла во время родов.

Комментарий к Часть 12

Спойлеры к новым главам, сводки с полей о датах выхода и процессе написания, иллюстрации, веселые мемы и просто ламповая атмосфера — всё это можно найти в моём телеграмм канале, посвященном творчеству

https://t.me/efemeriaaa

Подписывайтесь

========== Часть 13 ==========

Комментарий к Часть 13

Саундтрек:

Kovacs — Cheap Smell

Приятного чтения!

Age: 31

— Уэнсдэй, ты скоро? — Ксавье нетерпеливо постукивает пальцами по двери ванной комнаты. — Мы опаздываем.

— Ещё пять минут, у меня вторая стрелка не получается, — совершенно будничным тоном отзывается Аддамс.

Но это ложь.

Глаза уже давно подведены идеально ровными стрелками, а губы подкрашены тёмно-алой помадой — и выиграть немного времени ей нужно для совсем другой цели.

Бросив короткий взгляд в сторону запертой двери, Уэнсдэй прислушивается — из коридора доносятся удаляющиеся шаги — а когда звук окончательно стихает, она достаёт из сумочки очередную улику. Маленькую заколку-краб, принадлежащую недавно убитой медсестре из Куинса. Прошлым утром инспектор Шепард привёз в агентство целую коробку вещей, которые были надеты на погибшей в момент смерти.

Чуть больше месяца назад, сразу после отъезда родителей, Ксавье устроил очередной разбор полётов и практически умолял её больше не пытаться вызвать видения.

Черт бы побрал отца, которого угораздило сболтнуть о трагедии, случившейся в семье Фрамп без малого сорок пять лет назад.

Уэнсдэй пыталась привести совершенно резонные аргументы — это было давно, это всего лишь неудачное стечение обстоятельств, и вообще она чувствует себя абсолютно нормально, волноваться не о чем — но невыносимо упрямый Торп отказался прислушиваться к разумным доводам.

Поэтому теперь приходится действовать втайне от него. Нельзя сказать, что Аддамс когда-либо гнушалась прибегать ко лжи, будучи убеждённой, что цель оправдывает любые средства, но скрывать что-то от собственного мужа было ей вновинку.

И это оказалось весьма неприятно.

Но тяжёлые времена требовали решительных мер и не оставляли выбора.

Уэнсдэй усаживается прямо на чёрный пушистый коврик, не опасаясь помять широкие брюки — что толку беспокоиться о внешнем виде, когда большая часть гардероба не сходится на растущем животе? Одно из наиболее раздражающих следствий её положения.

Тем более, они едут в гости к Петрополусам, где вероятность сохранить одежду в первозданном виде уверенно стремится к нулю — близнецы недавно открыли для себя мир рисования, и Энид пришлось выбросить несколько своих нарядов, которые маленькие демоны избрали в качестве холстов для творчества.

Уперевшись спиной в бортик ванны, Аддамс принимается сосредоточенно крутить заколку в руках, впившись в неё пристальным немигающим взглядом. От напряжения мгновенно начинает болеть голова, но она твёрдо намерена довести задуманное до конца.

Секунда, вторая, третья.

Ничего не происходит.

Мысленно чертыхнувшись, Уэнсдэй стискивает злополучную заколку в кулаке, ощущая, как острые зубчики больно впиваются в ладонь.

И вдруг тело пронзает знакомым электрическим импульсом, словно каждый нерв становится оголённым проводом под тысячевольтным напряжением. Голова рефлекторно запрокидывается назад, и перед широко распахнутыми глазами вспыхивают туманные образы долгожданного видения.

Гулко стуча каблуками по кафелю тесной лестничной площадки, темноволосая девушка подходит к одной из дверей и вставляет в замочную скважину ключ. Оказавшись в скромно обставленной квартире, она неспешно снимает верхнюю одежду, оставляет сумочку на комоде в прихожей и проходит на кухню. Щёлкает выключателем, затем приближается к столу, на котором стоит чашка с остатками утреннего кофе. Совершенно ничего необычного, стандартный набор действий, свойственных каждому человеку после тяжёлого рабочего дня.

Видение резко обрывается.

Особенно острая вспышка боли обжигает виски, и чертова заколка выпадает из дрогнувших пальцев.

Oh merda, как же невовремя. Уэнсдэй почти уверена, что ей удалось нащупать что-то значимое — она крайне редко видела обыденные события. А значит, есть большая вероятность, что это были последние минуты жизни несчастной медсестры. Но что же произошло потом?

Стараясь игнорировать пульсирующую головную боль и нарастающее головокружение, она прикрывает глаза — яркий свет в ванной усиливает неприятные ощущения — и наощупь находит заколку.

— Уэнсдэй, всё в порядке? — Ксавье снова принимается барабанить в дверь, на этот раз куда настойчивее.

— Да. Ещё минуту, — ей приходится приложить немало усилий, чтобы голос прозвучал ровно.

Но времени практически не остаётся.

Чрезмерно внимательный Торп непременно заподозрит неладное, если уже этого не сделал.

Поразмыслив ещё немного и потратив на это несколько драгоценных секунд, Аддамс решает предпринять последнюю попытку. Если ничего не получится — плевать, можно продолжить завтра. Но разгадка призывно маячит на горизонте, и Уэнсдэй не способна так легко отказаться от перспективы продвинуться хоть на один шаг вперёд.

Мысленно досчитав до пяти, чтобы немного абстрагироваться от болезненных ощущений, она вновь крепко сжимает улику в кулаке.

И похоже, сегодня её мозгу впервые за долгое время удаётся настроиться на нужную частоту — второй раз видение приходит практически мгновенно.

Девушка сидит за столом, подобрав ноги под себя и медленно потягивая свежесваренный кофе. Телевизор, висящий на противоположной стене, транслирует какое-то глупое вечернее шоу. Громкость прибавлена почти на максимум, но через нудное бормотание ведущего вдруг отчётливо прорывается странный звук из соседней комнаты — будто на пол упало что-то тяжёлое. Но девушка вовсе не выглядит встревоженной — только лениво поворачивает голову в сторону источника шума.

— Ларри, это ты? — спрашивает она, стараясь перекричать болтовню по телевизору.

Ответом служит тишина.

Выждав несколько секунд, молоденькая медсестра осторожно поднимается на ноги и неуверенно направляется в соседнюю комнату.

Туманная, слегка расфокусированная картинка закручивается, словно монохромный калейдоскоп, из которого Уэнсдэй чудом удаётся выцепить ещё один коротенький кадр.

Истошно визжа