Крымская война: история - Орландо Файджес

чтобы успокоить воинственное возбуждение религиозных толп в Константинополе и давлением на западные правительства, побуждая их вмешаться. Неготовые к настоящей войне с Россией, оттоманы начали странную войну для предотвращения опасности исламской революции в турецкой столице и чтобы вынудить Запад прислать свои флоты и заставить Россию отступить. 19 октября турецкий ультиматум истек. Наперекор рекомендациям британцев и французов, которые пытались сдержать их, турки начали наступление на княжества, рассчитывая на то, что западная пресса привлечет общественное мнение на турецкую сторону и против России. Турецкое правительство особенно хорошо осознавало силу британской прессы, возможно даже думая, что она была на уровне силы правительства и старались изо всех сил, чтобы привлечь её на свою сторону. Всю осень 1853 года Порта отправляла значительные сумы в лондонское посольство, чтобы оно могло бы «тайно оплатить и организовать серию публичных демонстраций и газетных статей» призывающих британское правительство к вмешательству против России{155}.

Омер-паша, которому Порта приказала начать военные действия, пересек 28 октября Дунай у Калафата и отбил город у казаков в первом военном столкновении войны. Сельские жители области Калафата, антирусский оплот валашской революции 1848 года, вооружились охотничьими ружьями и присоединились к войне против казаков. Турки также пересекли реку у Оленицы, где начались более тяжелые бои с неочевидным исходом, где обе стороны заявили о своей победе{156}.

Эти первые стычки заставили царя определиться и начать полномасштабное наступление против турок, как он это описывал в письме Паскевичу 29 мая. Но его главнокомандующий воспротивился этой идее еще больше чем весной. Паскевич полагал, что турки слишком сильны и западные флоты слишком близки, чтоб наступать на турецкую столицу. 24 сентября он послал царю меморандум, призывая его занять более оборонительную позицию на северном берегу Дуная, организуя тем временем христианскую милицию, чтобы поднять восстание против турок на южном берегу. Его целью было надавить на турок, чтобы они уступили России без необходимости воевать. «У нас есть самое опасное оружие против Оттоманской империи», писал Паскевич. «Его успех даже не смогут остановить западные державы. Наше самое грозное оружие это наше влияние на христианские племена в Турции».

В первую очередь Паскевича беспокоили австрийцы, которые бы могли выступить против русского наступления на Балканах, где они уязвимы перед славянскими восстаниями на своих пограничных территориях. Он не хотел использовать войска в сражениях с турками, так как они могли бы понадобиться против наступления австрийцев, наиболее вероятно в Польше, чья потеря бы могла привести к краху Российской империи в Европе. Паскевичу не хватало смелости противоречить царю. Вместо этого он тянул время, игнорируя приказ наступать на юг как можно скорее и вместо этого сконцентрировался на укреплении русских позиций вдоль Дуная. Он хотел убить двух зайцев сразу: превратить реку в линию снабжения от Черного моря до Балкан и организовать христиан в милицию для подготовки к будущему наступлению против турок, вероятно весной 1854 года. «Идея нова и изящна», писал Паскевич. «Она приведет нас к близким отношениям с наиболее воинственными племенами Турции: сербами, герцеговинцами, черногорцами и болгарами, которые может быть и не за нас, но по меньшей мере они против Турции, и с некоторой помощью с нашей стороны они действительно могут разрушить Турецкую империю… без пролития русской крови»{157}. Понимая, что возбуждение восстаний на заграничных территориях шло вразрез с легитимистскими принципами царя Паскевич защищал свою идею религиозными доводами — защитой православных от мусульманского преследования — и цитировал прецеденты из предыдущих войн с Турцией (1773–74,1788–91 и 1806–1812 годах), когда русская армия организовывала войска из христиан на оттоманских территориях{158}.

Царя не пришлось долго убеждать. В проясняющем ситуацию меморандуме, написанном в начале ноября 1853 года, Николай обрисовал свою стратегию войны против Турции. Разошедшийся по его министрам и высшему военному командованию, в меморандуме явно ощущается влияние Паскевича, его самого доверенного генерала. Царь рассчитывал на восстание сербов против турок, за которым вскоре последует восстание болгар. Русская армия упрочит оборонительную позицию на Дунае и затем двинется на юг для освобождения христиан, когда они поднимутся против турок. Стратегия полагалась на долговременную оккупацию княжеств, чтобы дать русским время организовать христиан в милиции. Царь рассчитывал как минимум на год вперед:

Начало 1855 года продемонстрирует нам, насколько мы можем надеяться на христиан Турции и останутся ли Англия и Франция против нас. Для нас нет никакого другого пути вперед, кроме как через народное восстание за независимость самого обширного и самого общего размера. Без этого народного содействия мы даже не можем думать о наступлении. Сражение должно вестись между христианами и турками, а мы, так сказать, остаемся в резерве{159}.

Нессельроде, осторожный министр иностранных дел царя, постарался остудить эту революционную стратегию и его осторожность разделяло большинство русских дипломатов. В меморандуме царю 8 ноября он доказывал, что балканские славяне не поднимутся в большом количестве[21]; что возбуждение восстаний будет воспринято в Европе с большим подозрением, и что это очень опасная игра в любом случае, так как Турция может ответить восстаниями мусульман царя на Кавказе и в Крыму{160}.

Но Николая уже было не сбить с его пути религиозной войны. Он видел себя защитником православной веры и не поддавался убеждениям министра иностранных дел, чье протестантское происхождение по мнению царя принижало его позицию по религиозным вопросам. Николай видел свой священный долг в освобождении славян от мусульманского правления. Во всех манифестах к балканским славянам он ясно показывал, что Россия ведет религиозную войну за их освобождение от турок. По его указаниям, командующие армиями жертвовали колокола церквям в христианских городах и деревнях которые они занимали в попытках заполучить поддержку народа. Мечети русскими войсками превращались в церкви{161}.

Религиозное рвения царя проникло в более широкие военные планы, в первую очередь в более тактический подход Паскевича, по которому балканские христиане могли бы обеспечить дешевую армию и обширные ресурсы для борьбы за русское дело. К 1853 году позиция Николая стала значительно ближе к позиции славянофилов и панславистов, у которых при дворе был целый ряд покровителей, равно как и поддержку Варвары Нелидовой, многолетней фаворитки царя. По свидетельствам Анны Тютчевой, дочери поэта Федора Тютчева и фрейлины двора, идеи панславистов теперь открыто высказывались великим князем Александром, наследником престола, и его женой, великой княгиней Марией Александровной. Несколько раз она слышала, как в беседе они говорили о том, что балканские славяне являются естественными союзниками России, которых следует поддержать русскими