10 открытий из жизни и творчества Пушкина - Арсений Александрович Замостьянов

Противоречие это носило для Пушкина трагически-безвыходный характер, потому что право на наказание со стороны давившего на личность строя еще существовало для него. В творчество Пушкина с исключительной силой вступает тема возмездия.

Мстислав Цявловский

Отголоски рассказов Пушкина в творчестве Гоголя

«Домик в Коломне» Пушкина имел исключительную судьбу в развитии русской литературы. По словам исследователя, «количество подражаний „Домику в Коломне“ огромно. В силу создавшейся традиции почти каждая повесть, написанная пятистопным ямбом, отзывалась „Домиком в Коломне“». Тут же убедительно показано, что «Сашка» и «Сказка для детей» Лермонтова, «Талисман» Фета, «Машенька», Майкова, «Ровесник» Огарева, «Братья» Полонского, «Сон Попова» А. Толстого, поэмы Тургенева «Параша» и «Андрей» написаны под сильнейшим непосредственным воздействием «Домика в Коломне».

В число писателей, подражавших этой поэме Пушкина, надо включить и Гоголя, который слышал эту поэму в чтении самого поэта. О сильнейшем впечатлении, которое произвел на Гоголя «Домик в Коломне», читаем в его известном письме к А.С. Данилевскому от 2 ноября 1831 г.: «Все лето я прожил в Павловске и Царском Селе ‹…› Почти каждый вечер собирались мы: Жуковский, Пушкин и я. О, если бы ты знал, сколько прелестей вышло из-под пера сих мужей. У Пушкина повесть, октавами писанная: кухарка, в которой вся Коломна и петербургская природа живая».

Восхищенный Коломной в поэме Пушкина, Гоголь в «Портрете» решил дать свою Коломну.

Пушкин и Гоголь

«„Вам известна та часть города, которую называют Коломною“. Так он начал. „Тут все непохоже на другие части Петербурга; тут не столица и не провинция; кажется, слышишь, перейдя в коломенские улицы, как оставляют тебя всякие молодые желанья и порывы. Сюда не заходит будущее, здесь все тишина и отставка, все, что осело от столичного движения. Сюда переезжают на житье отставные чиновники, вдовы, небогатые люди, имеющие знакомство с сенатом и потому осудившие себя здесь почти на всю жизнь; выслужившиеся кухарки, толкающиеся целый день на рынках, болтающие вздор с мужиком в мелочной лавочке и забирающие каждый день на пять копеек кофею да на четыре сахару, и, наконец, весь тот разряд людей, который можно назвать одним словом: пепельный, людей, которые с своим платьем, лицом, волосами, глазами имеют какую-то мутную, пепельную наружность, как день, когда нет на небе ни бури, ни солнца, а бывает просто ни сё, ни то: сеется туман и отнимает всякую резкость у предметов. Сюда можно причислить отставных театральных капельдинеров, отставных титулярных советников, отставных питомцев Марса с выколотым глазом и раздутою губою. Эти люди вовсе бесстрастны: идут, ни на что не обращая глаз, молчат, ни о чем не думая. В комнате их не много добра; иногда просто штоф чистой русской водки, которую они однообразно сосут весь день без всякого сильного прилива в голове, возбуждаемого сильным приемом, какой обыкновенно любит задавать себе по воскресным дням молодой немецкий ремесленник, этот удалец Мещанской улицы, один владеющий всем тротуаром, когда время перешло за 12 часов ночи.

Жизнь в Коломне страх уединенна: редко покажется карета, кроме разве той, в которой ездят актеры, которая громом, звоном и бряканьем своим одна смущает всеобщую тишину. Тут всё пешеходы; извозчик весьма часто без седока плетется, таща сено для бородатой лошаденки своей. Квартиру можно сыскать за пять рублей в месяц, даже с кофеем поутру. Вдовы, получающие пенсион, тут самые аристократические фамилии; они ведут себя хорошо, метут часто свою комнату, толкуют с приятельницами о дороговизне говядины и капусты; при них часто бывает молоденькая дочь, молчаливое, безгласное, иногда миловидное существо, гадкая собачонка и стенные часы с печально постукивающим маятником. Потом следуют актеры, которым жалованье не позволяет выехать из Коломны, народ свободный, как все артисты, живущие для наслажденья. Они, сидя в халатах, чинят пистолет, клеят из картона всякие вещицы, полезные для дома, играют с пришедшим приятелем в шашки и карты и так проводят утро, делая почти то же ввечеру, с присоединением кое-когда пунша. После сих тузов и аристократства Коломны следует необыкновенная дробь и мелочь. Их так же трудно поименовать, как исчислить то множество насекомых, которое зарождается в старом уксусе. Тут есть старухи, которые молятся; старухи, которые пьянствуют; старухи, которые и молятся и пьянствуют вместе; старухи, которые перебиваются непостижимыми средствами, как муравьи таскают с собою старое тряпье и белье от Калинкина мосту до толкучего рынка, с тем, чтобы продать его там за пятнадцать копеек; словом, часто самый несчастный осадок человечества, которому бы ни один благодетельный политический эконом не нашел средств улучшить состояние…“».

Как видим, в отличие от вышеперечисленных поэтов, авторов поэм, Гоголю «Домик в Коломне» послужил поводом дать широкую картину бытописи. Эти гениальные страницы повести Гоголя являются в русской литературе одним из первых опытов жанра, который впоследствии получит название физиологического очерка. Но этим очерком Коломны не ограничивается воздействие Пушкина на Гоголя в «Портрете». Образ страшного ростовщика, губящего всех обращающихся к нему за помощью, а также рассказ об одной из жертв его – князе Р. – тоже, надо думать, пушкинского происхождения. Что прототипом ростовщика в повести является индус Моджерама Мотомалов, о котором подробно рассказывает в своих мемуарах П.А. Каратыгин, – давно известно в литературе. По свидетельству Каратыгина, этот ростовщик был постоянным кредитором актеров, как известно, издавна проживавших в Коломне, почему можно предположить, что и сам он жил там же.

Пушкин, по выходе из Лицея, жил с родителями до ссылки в 1820 г. именно в этой части Петербурга и, конечно, не мог не знать эту колоритную фигуру.

Весьма вероятно, что Пушкин и подсказал Гоголю мысль вывести в рассказе ростовщика-индуса.

В истории князя Р. в «Портрете» нельзя не узнать, романтически освещенной, с рядом изменений в подробностях, истории Безобразовых. Об этой истории, разыгравшейся в конце 1833 – начале 1834 г., по словам Пушкина, говорил весь город.

Эти месяцы – как раз время самого тесного общения Пушкина с Гоголем, и трудно допустить, чтобы Пушкин, внимательно следивший за этой волновавшей его историей, не делился сведениями о ней с Гоголем.

Вот соответствующие страницы повести Гоголя, примыкающие к описанию обитателей Коломны.

«Я для того привел их, чтобы показать вам, как часто этот народ находится в необходимости искать одной только внезапной, временной помощи, прибегать к займам, и тогда поселяются между ними особого рода ростовщики, снабжающие небольшими суммами под заклады и за большие проценты».

«Между такими ростовщиками был один… но не мешает вам сказать, что