Белый омут - Фёдор Григорьевич Углов

вывернуться наизнанку перед умеющим слушать человеком, знать, что тебя услышали, достучаться до чужой сочувствующей души и ощущать, что трепетная эта душа с волнением раскрывается тебе навстречу. Иначе почему Колька Агапов начал рассказывать — к этому времени он во всем уже признался, все о себе рассказал, поведал и то, в чем соврал раньше, — почему же начал он рассказывать о своих злоключениях с баней? Ну зачем, например, повествовать хотя и заглядывающей тебе в рот девице о неудачах в строительстве, о цементе, вагонах, засоренных трубах, вдруг запивших слесарях, электриках, сделавших тяп-ляп освещение в новом отделении так, что его не приняла даже не очень строптивая пожарная охрана, что вообще ничего не получается и уже целый год висит на тебе незавершенка, даже в горкоме стали жучить, разнообразные стимулирующие говорить слова. А вот поди же ты — поделился Колька с неожиданно ставшей родной ему душой своим недоумением: будто какой-то рок над этой баней, и никак он не сообразит, что же происходит. Подготовили всю стройплощадку, все вычистили, выдраили, а как ночь — весь подвал неизвестно почему заливают; начинают откачивать — не получается, вода откуда-то сочится и сочится, то ли во время ремонта стронули какие-то гидрогоризонты, то ли растревожили гидроизоляцию, начинай все сначала — выкачивать воду, вскрывать полы, основание фундамента, проверять стоки и сливы. И что? (Зоенька смотрит серьезно.) Откачали, осушили, вскрыли полы — внизу все цело, сухо, вода, оказывается, натекала, подступала откуда-то сверху, из водопровода, а в основном сливе — представляешь? — лежит свернутая и засунутая метра на два внутрь, в трубу, телогрейка. Да как же она туда попала, как очутилась? Это же волшебство какое-то, действие немыслимых роковых сил!

Выслушала все эти производственные излияния Зоя со вниманием, даже, как видите, внезапным интересом, все это взвесила, уяснила себе, поняла и разумненько так сказала:

— Здесь действуют какие-то вполне материализованные и очень живые силы, здесь надо как в суде, как в Римском праве искать: cui bono? — кому это выгодно?

И еще Зоенька что-то хотела сказать, но тут Колька разнервничался, подумал, что зря он на производственную болтовню теряет драгоценное лирическое время, и закрыл ротик только сегодня встретившейся ему музыкантши по-гвардейски крепким поцелуем.

X

Прасковья Кузьминична готова была примириться с тем, что ее материнские честолюбивые мечты относительно Зои канули, испарились. Значит, не испытать дочери той красивой заграничной жизни? Черт с ней, пусть выходит замуж за этого с волчьей челюстью, парень объективно ничего, палец ему в рот не клади, откусит. В конце концов, у него в жизни все может по-боевому повернуться, ведь двадцать два года, совсем молодой, а уже начальник, может, еще и в загранку вырвется, такой все сможет, не парень — танк. Она бы, Прасковья Кузьминична, конечно, еще бы дополнительно посопротивлялась, еще, может быть, Зойку и разубедила бы, объяснила бы дуре, где ее счастье. Но ведь этот предприимчивый голубь с первого же, наверное, свидания — в счетах и подсчетах заслуженная пространщица была могуча, как ЦСУ, — но ведь этот голубь уже, наверное, ее мирной голубке сделал и ребенка, а ей внучку или внука. Так что теперь здесь предпринимать? А ничего! Смириться.

Но вот с характером своего будущего зятя Прасковья Кузьминична смириться не могла и не захотела. Против характера повела решительно борьбу. Очень неверный характер. Даже удивительно, как такой непутевый человек попал на золотое дно, в директора бани. Разве такой поймет дружеские и родственные отношения? Уразумеет этот воспитанник армейской принципиальности, что современные деловые люди должны друг другу всемерно помогать? У такого даже с родни особый спрос. С подковыркой. Будущую тещу первую за ушко да на солнышко, из сытного, теплого уголка вытащит на нездоровый интерес окружающих.

А поэтому про себя Прасковья Кузьминична решила: дочка дочкой, зять (будущий!) зятем, а свои дела — это свои дела. Личное и собственное она путать не будет. Во-первых, и Зоя, когда поостынет от любовной лихорадки, поймет, к какому бесчеловечному субъекту она прицепилась, и, может, еще и уйдет, покинет, выберет свободу. А куда? К мамочке. С ее любовью, сердечностью и капиталами. Во-вторых, может, действительно, будут внуки, все потом, как говорится, повторится сначала. А бабушка здесь, тут как тут, теплая, гостеприимная, радушная. Всегда готовая родному человеку и порадеть, и ссудить. Ничто так не привлекает сердца молодых, как щедрость! Бескорыстная бабушкина щедрость.

А что бабушке еще надо? Любовь, только любовь, видеть детские рожицы, глазенки, знать, что это ее плоть и кровь. Что свои привычки, желания и несбывшиеся надежды бабушка выстрелила не куда-нибудь, а в светлое, многообещающее будущее. Вот так! А посему ее дело, ее капитал, ее возможности это как бы не совсем ее, а общественное, а значит, то, что положено лично ей, — этого она никому не вернет. Она одна, в одиночку будет бороться за свой достаток и, как говорится, за свои идеалы. За свою красивую жизнь. Посмотрим, будущий зятек, кто здесь кого  у д е л а е т.

Допустим, с телогреечкой, засунутой в канализационный слив, разобрались быстро. Но ведь ненавистное ей, Прасковье Кузьминичне, дело — завершение строительства, скромная телогреечка отодвинула месяца на три. Строители строили, красили, зеркала вешали, половички и коврики со вкусом и любовью стелили, а в один прекрасный день кран в помывочной — если бы не телогрейка, ничего бы здесь страшного и не произошло, так, обычная халатность! — оказался кран отвернутым, открытым, вода на полметра покрыла за ночь полы, перелилась, испортив отделочные работы, в раздевалку, подсобку. ЧП! А телогреечка в сливе разбухла, забила стоки крепко, не достанешь, не пробьешь. Кран-то кто-то утром, видя такое несчастье, завернул, может, и не было никакого открытого крана? Поставили строители помпу, а вода не убывает. Днем, правда, уровень ее понижается, намечается отток, а к утру все на прежнем месте. А кто догадается, что из душевого отделения на территорию нового строительства, в подвал, можно обронить шланг — кабины и коридоры моют из него в конце смены, — вот всю ночь вода и течет, и течет…

Наконец внезапно ушла вода, телогрейку дальше в канализационный колодец пробили, а сомнения остались. Не повторится ли подобное наводнение? Не нарушилась ли действительно гидроизоляция и подпочвенные воды просачиваются наперекор обещаниям гидрологов в подвальный этаж «Бани здоровья»?

А кто скажет «нет»? Кто на себя возьмет риск и ответственность? Все в один голос: вполне сие возможно. Такое вроде и раньше в бане происходило. Вскроем полы, будем смотреть гидроизоляцию.

Не мытьем, так катаньем. Слово становится реальной, материализующей силой. Будто и не начиналось строительство. Снова через черный ход, через разбуравленный подвал, внезапно,