Афоризмы Старого Китая - Козьма Прутков

человек сказал в своих стихах: «Дав совет государю, не проси себе знатный титул. Победа в одном сражении дается ценою гибели тысяч людей»[242]. Сказано и так: «Если в Поднебесной царит вечный мир, не жаль, коли в ножнах заржавеют мечи».

Помните об этих словах, и тогда воинственные настроения в мире сами собой растают, как лед на солнце.

130

Похотливая женщина из-за любви к мужчинам становится монахиней. Пылкий человек из-за своей запальчивости уходит в монастырь. В благопристойном доме часто гнездятся блуд и распутство. Так уж устроен мир.

131

Если среди вздымающихся до небес волн люди, сидящие в лодке, сохраняют спокойствие, то и те, кто оказался за бортом, не потеряют самообладания.

Если среди веселья и довольства люди, сидящие за одним столом, кричат и бранятся, все вокруг потеряют стыд.

Хотя благородный муж не чурается обыденных дел, сердцем он странствует вне людских путей.

132

Немного сократить человеческую жизнь – значит немного стать свободней от мира. К примеру, сократив свои визиты, сможешь избавиться от лишних волнений. Если будешь реже говорить, будешь реже ошибаться. Если будешь меньше размышлять, меньше будешь тратить душевных сил. Если обуздаешь свой рассудок, сможешь вернуться к первозданной полноте жизни. Тот, кто хочет, чтобы дни были не короче, а длиннее, поистине навлекает на себя лишнюю обузу.

133

Морозу и жаре в природе противостоять легко, а горячность и холодность в человеке искоренить трудно.

Даже если искоренить горячность и холодность в человеке легко, трудно устранить лед и пламя в собственном сердце.

Когда устранишь лед и пламя внутри себя, не будешь знать недовольства, и весна станет твоей вечной спутницей.

134

Не обязательно держать в доме лучший чай, но чайник не должен стоять без дела. Не обязательно искать свежее вино, но кувшин не должен быть пуст.

Неукрашенная цитра, даже не имея струн, рождает гармонию[243]. Пастушья дудка, даже не имея отверстий, исторгает сладостный напев.

Если тебе трудно превзойти Фу Си[244], ты можешь по крайней мере стать товарищем Цзи Кана и Жуань Цзи[245].

135

Буддисты говорят о зависимом характере существования[246]. Конфуцианцы толкуют об удовлетворенности тем, что имеешь[247]. Эти принципы есть тот челн, на котором мы переправляемся через океан жизни.

Путь наш необозрим. Если мы захотим заранее его просчитать, мы ввергнем себя в бесконечный хаос мыслей. Если будем спокойно принимать все, что с нами происходит, мы непременно достигнем берега.

Чжан Чао

«Прозрачные тени снов»

Автор этого, пожалуй, самого чарующего собрания изречений – малоизвестный литератор Чжан Чао, имевший литературное имя Синьчжай. По всей видимости, этот человек никогда не состоял на государственной службе и прожил всю жизнь как вольный ученый и литератор в своем домике на Желтой горе в окрестностях Янчжоу, что в нижнем течении Янцзы – городе богатых купцов, красивых женщин и артистической богемы. Кажется, Чжан Чао был большим любителем путешествий и имел много друзей в литературных кругах. Во время веселых встреч с друзьями рождались и обсуждались изречения, которые составили впоследствии эту книгу. Кстати сказать, вошедшие в сборник отзывы друзей Чжан Чао о его суждениях – тоже, как мы уже знаем, часть давней литературной традиции, примета определенной духовной школы.

Судя по некоторым высказываниям друзей Чжан Чао, собрание его заметок было в основном завершено к 1698 году, а создавалось оно в течение десяти лет. В этой книге, по отзыву друга автора, «говорится о том, о чем другие не могут говорить, и рассказывается о том, о чем еще никто не рассказывал».

Оригинальный текст книги содержит в общей сложности 219 сюжетов. В русском переводе опубликованы 181 из них, то есть опущена примерно пятая часть суждений, содержание которых слишком специфично.

Как легко убедится читатель, темы сюжетов очень разнообразны: здесь и заметки о литературе, и назидательные сентенции, и всевозможные жизненные наблюдения – о людских нравах и мире природы, развлечениях и занятиях на досуге, дружбе и женщинах. Вся книга проникнута эстетическим пафосом: она написана человеком, который умеет находить и ценить удовольствия в жизни. Впрочем, поклоняясь всему прекрасному в окружающем мире, Чжан Чао и его друзья при каждом удобном случае с удовольствием отмечают неразрывное единство красоты и добродетели. Они настолько же эстеты, насколько и моралисты. И это единство эстетики и морали – очень характерная особенность всей афористической словесности Китая.

Несколько слов о заголовке книги. Из составляющих его трех слов наибольшие трудности для перевода представляет первое. По-китайски оно звучит ю и обычно имеет значение «далекий», «недостижимый», «уединенный». Все эти прилагательные мало годятся для того, чтобы быть эпитетом к слову «сон». Вместе с тем это понятие с древности указывало и на некое сокровенное, неизъяснимое качество опыта, которое сопутствует духовному прозрению. В этом качестве оно входило в словосочетание ю сюань («недостижимо-сокровенный»), которое со временем стало ключевой категорией японского эстетического идеала (по-японски оно звучит как югэн). Китайский писатель Линь Юйтан, впервые издавший частичный английский перевод книги Чжан Чао, а в отечественном китаеведении О. Фишман перевели заглавие книги как «Тени тихих снов», что далеко не передает истинной глубины оригинального названия. Современные издатели книги на Тайване, следуя традиции (см. ниже предисловие Сунь Чжими к книге Чжан Чао), объясняют присутствие слова ю и смысл всего заголовка иначе: речь идет о сновидениях «сокровенного», или «уединенного», человека, который, возносясь над материальным миром, сознает, что созерцает только «обманчивые образы». Собранные в книге суждения как будто призваны пробудить читателя от снов его повседневного бытия или, говоря резче, вырвать сознание из оцепенения, в которое его ввергает сила привычки и людского мнения. Несомненно, Чжан Чао и его друзья более всего ценят свежесть и искренность чувства, всегда ищут новый и необычный взгляд на вещи. Но чаемое ими «прозрение» не связано доктриной и не имеет формальных критериев. Легкой тенью скользит оно за стихийным, совершенно безыскусным потоком жизни, воспитывая утонченную чувствительность духа, эстетически переживаемый покой души, мудрость здорового и радостного самочувствия жизни, которые проявляются, помимо прочего, в неистребимом вкусе к курьезам, мягкой иронии и чувстве юмора. Мы привычно говорим о «воспитании чувств» посредством серьезной и ответственной мысли. Но и чувство способно воспитывать мысль. Чуткая душа воспитывает сознание, заставляя его открывать и расширять нравственное измерение жизненного опыта. Это совпадение эстетического и этического, чувства прекрасного и чувства долга, совпадение неизменно неожиданное и потому радостное, всегда было предметом особой гордости старых китайских писателей. Вот как писал о книге Чжан Чао автор одного из предисловий