Перегрины. Правда за горизонтом - Василий Кленин

солнечным, но через несколько хор гребли небо начало уверенно хмуриться, по воде пошли тревожные барашки волн. Ближе к вечеру непогода усилилась. Самое ужасное, что видимость стала почти нулевой, разглядеть Вададли было невозможно.

– Куда ты потащил нас, бешеный Валер, – рычал сквозь ветер Маши Той-Мехено. – Надо было еще день на Патериуме отсидеться!

– Цыц ты! – рявкнул старший Протит. – Утром была отличная погода. Что ты хочешь в сезон штормов? Мы точно также могли вляпаться и завтра.

Любой моряк знает, что при высокой волне обязательно надо вставать носом к ветру. Резать волну, не давать ей ударить в борт. Но если так сделать, то без ориентиров можно легко потерять изначальное направление. Поэтому Валер, подавив крики возмущения, велел плыть строго на восток. Волны раз за разом норовили опрокинуть каноэ, но люди держались.

А к ночи всё внезапно кончилось. Любопытные звезды высыпали на небо, но поди разгляди черную землю на фоне черного моря и черного неба. По счастью, всходила луна, и она поднялась в аккурат за горами Вададли, осветив их манящие покатые холмы.

– Курс на землю! – заорал старший Протит, и северяне дружно налегли на весла. Когда гости добрались до столичных причалов, сил уже не оставалось практически ни у кого. Рефигия Ультима спала глубоким сном, но, несмотря на глухую ночь, их встречали не меньше десятка вооруженных молодых людей. Щиты, копья, странные головные уборы – всё это было удивительно и непривычно. Портойи из каноэ настороженно смотрели на встречающих и ловили на себе такие же взгляды. Наконец, Маши Той-Мехено узнал самого старшего из них – своего дальнего родича:

– Нефрим, привет! Это же мы! Что тут происходит?

– О, Маши! – обрадовался черноголовый гигант и повернулся к своим. – Всё в порядке, это наши, с Суалиги. У нас всё хорошо, Маши. Просто готовимся к войне, поэтому встречаем вот так всех. Воины, помогите пришвартовать каноэ и ступайте в Башню.

Девять гостей столицы прямиком направились к усадьбе Принципов. Гостям удивились, но Валера и его спутников приняли радушно. Старший Протит нашел Корвала, увлек его в тихий угол для беседы, а уже через полхоры мальчишки Принципы бросились по соседним усадьбам: Корвал Принцип созывает назавтра Совет по очень важному делу!

Утром Валетей наконец смог рассмотреть Рефигию Ультиму. Город поражал своей громадностью и обилием людей. В последний раз юноша видел его, будучи десятилетним мальчишкой, – до того, как семья его должна была уехать на Суалигу. Ну а появившаяся из-за поворота Башня восхитила его не меньше, чем неведомая земля. Парень заметил, что и отца также удивили возникшие вокруг огромного здания постройки, вкопанные столбы, навесы. И везде – вооруженная молодежь.

В зале Совета уже стали собираться главы семей. Не все они имели статус советников. Валетей знал, что вокруг большого стола стоят ровно 16 красных и 17 черных духо. 28 отцов с Вададли и пятеро с остальных островов державы портойев могли решать судьбу всего народа. Валер прошел и сел за одно из кресел, а юноша остался скромно стоять у стены.

Заседание начали, как только в зал ворвался взмыленный старший Мехено, семья которого жила в глуби острова. Но Кабалус явно оценил важность сообщения и вышел еще с ночи. По крайней мере, он так выглядел. Корвал не стал затягивать и сразу дал слово Валеру.

– Братья-портойи! Благодаря воле ЙаЙа и Исуса – моему сыну удалось открыть богатые земли на западе от наших владений. Там есть реки и леса, живут люди – вот один из них стоит рядом с Валетеем. Но пусть лучше сын мой расскажет всё сам!

Советники кивнули, и Валетей вышел на возвышение в центре. Это был уже совсем другой рассказ, нежели ночью у костра: только факты. Куда плыли, сколько времени. Размеры первых шести островов и расстояния между ними. Лишь добравшись до описания большой земли, младший Протит увлекся – слишком уж сильное впечатление тот день оставил в его памяти.

– Мы гребли к берегу, а земля росла вверх и вширь окружая нас, – описывал Валетей изумленным отцам увиденное. – Она воистину огромна! Вскоре мы уже стали различать леса на склонах гор – сотни и тысячи высоких деревьев, многих из которых в помине нет на наших островах.

Уальчаль – местный житель – сказал, что его селение лежит дальше на север. Мы плыли еще не одну хору вдоль берега, пока не достигли большого залива. Кори велел плыть туда. На берегу и впрямь лежали лодки – длинные, но низкие, не чета нашим каноэ – а вот селения не было. Мы высадились, оттащили каноэ, и Уальчаль повел нас прочь от моря. Перевалив за небольшую холмистую гряду, мы увидели долину с ручьями, а в ней – большую деревню! Хижины были просты, как у ара, – плетеные стены и крыши из пальмовых листьев. Ни полей вокруг, ни домашней живности я не увидел. Но селение было большое – может быть, на сто человек.

Валетей замолчал, увидев, как оживились портойи. Они хотели жен, а богатые семьи – новых слуг. Почему-то юноше это стало неприятно. Наверное, из-за того, что он прожил с теми людьми бок о бок столько дней.

– Кори оказались настороженными, – добавил он, чтобы охладить общий пыл. – Едва мы вышли на открытое место, к нам подбежали больше десятка мужчин с копьями. Но они узнали Уальчаля, и в итоге нас приняли, как спасителей. Был пир – в основном рыба и местные плоды. Нас уложили спать в отдельную пустую хижину, женщины смазали раны Пуаблия каким-то маслом и напоили его отваром. Рана действительно перестала гноиться. Больше мы ее ни разу не вскрывали и не выдавливали гной.

А утром ко мне пришел местный вождь Коцапалли и начал расспрашивать. Коцапалли был с меня ростом и значительно крепче. Вообще-то, кори невысоки, они даже пониже среднего ара, хотя сложение у них массивное. Жители запада такие же черноволосые, темноглазые и смуглые, как наши слуги. Но они любят носить короткие волосы, местами даже выбривают их на голове каменными ножами. Они не украшают себя татуировками, зато на лицах их, плечах и груди бывают красивые шрамы. В носах и ушах у многих дыры, куда они просовывают резные кости и раковины. Одежды у кори почти нет. Женщины обязаны носить юбки из грубых плетенок. А мужчины могут прикрывать свой срам, а могут – и нет. Зато у всех на плечах есть