Последний заговор Гитлера. История спасения 139 VIP-заключенных - Иан Сэйер

глазами, холодными и блестящими, походившими на два мокрых камня. Его сопровождал печально известный Эмиль Маль, заключенный – администратор крематория. Обманчиво заурядный на вид человек с выступающей верхней губой и лысеющей на макушке головой, Маль был известен как палач Дахау. Бесцеремонно зарядив пистолет на глазах у Лехнера, Бонгарц еще раз приказал ему эвакуировать из Бункера всех заключенных, кроме Рашера.

Лехнер снова отказался, потому что один он не мог охранять их надежно. Увидев ситуацию своими глазами, Бонгарц понял затруднительное положение Лехнера. Вместо этого он приказал капралу вывести Рашера и отвести в камеру в самом восточном конце коридора – за тяжелой стальной дверью, отделяющей ее от остального блока. К этому времени у Лехнера уже не осталось сомнений относительно того, что намеревался сделать Бонгарц.

Рашер вздрогнул от быстрых шагов и скрипа открывающейся двери камеры. Он встал, и Лехнер вывел его из камеры и повел по коридору, а Бонгарц и Маль последовали за ними. Они прошли через стальную дверь в уединение дальнего крыла, где Рашера втолкнули в самую дальнюю камеру и заперли. Бонгарц сказал Лехнеру, что доктор больше не нужен.

Лехнер вернулся, пройдя через стальную дверь и закрыв ее за собой. Он точно знал, чего ожидать. Прижавшись к глазку, он увидел, как Маль открыл люк для еды в двери камеры, а Бонгарц направил в него пистолет. В замкнутом пространстве три выстрела прозвучали оглушительно громко. Бонгарц наклонился к люку и сказал: «Ты свинья и получил то, что заслужил». (Презрение Бонгарца к Рашеру, скорее всего, возникло из-за предательства режима, а не из-за каких-либо угрызений совести по поводу совершенных доктором зверств.) Они открыли дверь камеры и вошли. Бонгарц пнул труп, затем приказал Малю разжечь крематорий[455].

Иронично, что жизнь Зигмунда Рашера пришла к своему позорному концу от рук его же товарищей по СС в Дахау, где он, во имя своих исследований, жестоко лишил жизни так много невинных заключенных. Несмотря на ужасные вещи, которые сотворил Рашер, Сигизмунд Пейн-Бест испытал смешанные чувства, когда узнал о его смерти. Он считал, что за свои преступления Рашер, несомненно, заслуживал смерти – и был бы повешен в любом случае, если бы выжил и попал в руки союзников, – и все же, Пейн-Бест чувствовал острую скорбь по товарищу по заключению, «потому что мы многое пережили вместе, он всегда был храбрым и оставался нам верным другом»[456]. Такие странные привязанности могли сложиться только между людьми в экстремальных условиях общей беды.

15

Из рейха

Пятница, 27 апреля: Австрия

Последний луч теплого солнца исчез за Альпами, когда длинная колонна автобусов и грузовиков покинула широкую долину реки Инн, пройдя между горным массивом, образующим крутую долину извилистой реки Зилль.

Сидя в транспорте, заключенные оглядывались на прошедший день с тоской и сожалением. Для большинства он был полон сюрпризов, а для некоторых восторг и радость смешались с ужасом. Один день они провели все вместе в лагере в Райхенау, знакомясь с новыми людьми, воссоединяясь со старыми друзьями и знакомыми. А затем все закончилось, снова началась спешка. Они вновь отправились дальше.

На этот раз им дали меньше времени, чем обычно. Уже близился вечер, когда оберштурмфюрер СС Штиллер приказал им садиться в машины. Через 15 минут их уже загоняли в шесть автобусов и грузовиков, некоторые из которых пришли из Инсбрука. Сзади тащился грузовик с припасами[457].

Погрузка заняла много времени, и люди стали раздражительными. Пейн-Бест, решивший, что больше не проведет ни минуты на жесткой скамейке грузовика, вступил в спор со Штиллером, который все еще намеревался держать его отдельно от Стивенса (хитрый шпион сумел быстро забраться в комфортабельный автобус). Пейн-Бест твердо указал, что, поскольку Стивенс был на десять лет моложе него, на этот раз он может поехать в грузовике. Пейн-Беста поддержал полковник Джон Макграт, и Штиллер уступил. Стивенса переместили, и Пейн-Бест с благодарностью опустился на мягкое, роскошное сиденье. В заключении он сильно похудел и боялся, что его кости продавят плоть, если ему снова придется сидеть на чем-то твердом[458].

Эту последнюю главу их странствий омрачили не только стресс и состояние потерянности, но и пелена дурных предчувствий. В тот день унтерштурмфюрер СС Бадер и его отряд из 20 солдат СД, до этого почему-то отсутствовавшие, снова появились в Райхенау[459]. Примерно 30 охранников СС «Мертвая голова», которых Штиллер привез с собой из Дахау, несмотря на свое звание, были относительно флегматичными и сдержанными. Люди Бадера же воспринимались как палачи. Это был отряд смерти, и заключенные их боялись. Вильгельм Визинтайнер, услышав, как один из заключенных выразил опасение, что их могут держать в Райхенау месяцами, сказал: «Не волнуйтесь, они скорее нас расстреляют». Глядя на бадерских убийц, Джимми Джеймс думал, что Визинтайнер вполне мог быть прав[460]. Пейн-Бест также с трудом верил, что СС намеревались оставить заключенных в живых, когда в сопровождающие им назначен отряд, единственной функцией которого являлось уничтожение неугодных заключенных[461].

Дурное предчувствие усилилось, когда, после прибытия Бадера и перед вечерним приказом об отправлении, заключенных внезапно заперли в бараках. Два часа в лагере было тихо, а затем их снова выпустили. Позже они обнаружили, что трое лидеров австрийского Сопротивления были повешены. Заключенные воссоединились, и, когда они садились в машины, над ними вновь нависло чувство надвигающейся смерти[462]. Вингз Дэй и Джимми Джеймс заметили, что в грузовик снабжения СС загружали ящики с ручными гранатами – всего пара штук очень быстро убила бы заложников в переполненных машинах[463]. Некоторые действительно погрузили в автобусы: Иза Фермерен, садясь в автобус со своим бесценным аккордеоном, заметила, что в салон занесли по меньшей мере один ящик с гранатами[464].

Фэй Пирцио-Бироли села в тот же автобус, что и Шушниги и Блюмы, Мартин Нимёллер и Богислав фон Бонин, а также многие из заключенных-родственников. Фэй провела бо́льшую часть дня в Райхенау, лихорадочно разыскивая немецких заключенных, которые могли хоть что-нибудь знать о ее сыновьях. Она предполагала, что они все еще в руках СС, но не имела ни малейшего представления, где и в каких условиях. Все, что она смогла узнать, только усилило ее опасения: СС держали некоторых детей в специальных учреждениях, и иногда им меняли имена и отдавали на усыновление в лояльные нацистскому режиму арийские семьи. Фэй в конце концов отказалась от расспросов. Они не только не приносили ей облегчения, но и вынудили понять – ее товарищи по несчастью не хотели беспокоиться о проблемах, выходящих за рамки их положения[465].

Питер Черчилль ехал в том же автобусе,