Записки о виденном и слышанном - Евлалия Павловна Казанович

За время нашего знакомства Н. А. приходилось видеть меня в разных положениях и в разных душевных состояниях: и когда я делала глупости, и когда я страдала неврастенией почти до невменяемости, и когда я находилась в чаду творческих восторгов (глупо! но это так), – и каждый раз мне приходилось только удивляться его снисходительности и необычайной деликатности в отношении меня.

Что я для него?.. Да ровно ничего. Раз как-то случайно судьба забросила меня на тот путь, по которому он шествовал в триумфальной колеснице, и он заметил меня и мою беспомощность, требующую постоянного участия, не отвернулся и не прошел мимо, а остановился, чтобы помочь мне.

Как много во всех отношениях дал он мне: общение с ним и незаметно оброненные им замечания по разным случаям заставляли меня браться за ум, много думать и работать над собой; они наталкивали меня на такие явления жизни, обращать внимание на которые мне раньше и в голову не приходило. Я постоянно старалась делать себя хоть чем-нибудь достойной его знакомства, дать ему хоть что-нибудь своей личностью за все то, что сама от него получала. Это желание и было причиной тяжелой, упорной работы над собой. Мне хотелось, чтобы редкие вечера, которые он у меня проводит, были для него приятны, чтобы он отдыхал на них душой от деловой официальной жизни. Иногда мне это удавалось немного, иногда же нет. Во всяком случае, сама-то я бесконечно и с каждым разом все больше и больше получала от него, и если я могу назвать Александра Ивановича Введенского учителем и образователем моего ума, Нестора Александровича я могу назвать образователем всей моей личности. Благодаря знакомству с ним я впервые начала определять себя, определять, что во мне есть важного и хорошего и что надо, поэтому, развивать, и что неважного и отрицательного, – что следует подавлять и изгонять. Я стала определенной личностью теперь, тогда как прежде была только беспорядочной смесью каких-то отрывков мыслей и чувств, в которых ни я сама, ни кто другой не могли разобраться.

Первая работа, которую Н. А. мне устроил, когда я осенью 1909 г. обратилась к нему с этой просьбой, объясняя ее тем, что хочу жить отдельно от своих и для этого мне нужен заработок, – была предложена им в такой деликатной форме, которую нечасто встретишь в подобных случаях.

А ведь тогда он очень мало еще знал меня.

Много позже я узнала, что работа эта была просто изобретена им и оплачена из собственного кармана, мне же он сказал тогда, что Академия ассигновала ему определенную сумму для того, чтобы он подыскал себе кого-нибудь для выполнения этой подготовительной работы, так что когда я окончила ее раньше предполагаемого им срока, он мне еще 2–3 месяца уплачивал остатки этой якобы ассигнованной суммы.

И я была так глупа тогда, что всему этому верила! Нечего и говорить, что все эти обстоятельства не положили ни малейшего отпечатка на его отношение ко мне, хотя меня самое они стесняли очень долго; я привыкла думать, что денежные дела такого рода ставят меня в какое-то особенное положение к тому, от кого я их получаю, и только в этом году, и то за последнее уж время, я могла взять с ним простой, дружеский тон.

В следующем 1910–11 г. я имела вначале немного денег от мамы после продажи пианино, а вторую половину кой-как пробивалась от «Дружеских речей» (да будут они прокляты вместе с Бафталовским отныне и до века)248. Но уже тогда же весной Н. А. сказал мне, что осенью будет издаваться Добролюбов249 и мне будет при этом дело. И вот с тех пор я имею уже третью работу через Н. А., причем если работа должна растянуться надолго, а Н. А. предполагает, что мне нужны деньги, он мне присылает их, не дожидаясь моей просьбы и уверяя, что он их взял для меня наперед. Так и перед Пасхой250 Н. А. прислал мне денег в счет работы, которую я начну только послезавтра.

Все эти факты показывают, что за человек Н. А., и я далека от того, чтобы скрывать их из ложного самолюбия. Слава Богу, время, когда оно для меня было действующим и направляющим фактором, уже прошло, и тоже, может быть, не без влияния знакомства с Н. А.

Сегодня, когда я пришла по его просьбе в Академию относительно работы (составление карточного каталога), я могла особенно почувствовать всю его деликатность по тому, как он меня знакомил с кем следует и объяснял, что я такое и зачем пришла.

Еще одно неоценимое для меня качество Н. А. – действовать на меня успокаивающе, как вид неподвижного глубокого озера, окруженного цепью гор, не допускающих к нему ни малейшего ветра, могущего принести с собой какое бы то ни было волнение. Все эти дни, например, я встревожена разными неприятностями, как мелкими, так и более крупными, и нервы у меня порядком взвинчены; но после получасового разговора с Н. А. все как-то улеглось во мне, ушло куда-то далеко, вниз, как что-то мелкое и ненужное, и осталось трезвое спокойствие, опять пробудившее готовность жить, работать и созерцать.

Тетрадь II

Описывай, не мудрствуя лукаво,

Все то, чему свидетель в жизни будешь.

А. Пушкин.

Усовершенствуя плоды любимых дум,

Не требуя наград за подвиг благородный.

А. Пушкин1.

21/IV. Ужасно не хочется браться за писание, но что-то как будто говорит, что надо. Ведь сегодня у нас вздумали чествовать Шляпкина, а уж по какому случаю – я, право, не знаю; сам Булич не знает, т. к. в приветственной речи он начал было упоминать «тридц…» и оборвал, усумнившись, очевидно, в том, что скажет правильно, и ограничившись одним словом «юбилей»2.

Помню, как приятно было читать в дневнике Дьяконовой всякие упоминания о Курсах и как досадно было, что их так мало; а у меня их и того меньше: я теперь так далека от Курсов. Несколько лет тому назад все мои письма домой полны были тем, что на Курсах делается, теперь же передо мной раскрылась масса других сторон жизни, так что Курсы являются только одним из звеньев моей жизненной цепи, а не