Записки о виденном и слышанном - Евлалия Павловна Казанович

всей и самой жизнью. Но какую-то обязанность перед Курсами я чувствую на себе и потому хоть вкратце должна упомянуть о том, что и как сегодня было. Почем знать! может быть, когда-нибудь после моей смерти и эти записки попадут в печать (не боги же, в самом деле, горшки лепят!), и стыдно мне будет, что в них так мало отведено когда-то милым мне Курсам, моей Alma Mater3.

«Итак – мы начинаем»4.

Илью Александровича ждали к половине одиннадцатого, но он, конечно, на час опоздал (Akademische Viertelstunde5!) и потом экзаменовал еще двух слушательниц, так что в аудитории (IV), где мы его должны были встретить, он показался только в начале6 первого.

Главные хлопоты по чествованию приняли на себя 3 слушательницы: секретарь семинария Батенина7, прилежная ученица Ильи Александровича Яценко8 и Петрашкевич, демонстрировавшая как-то в нашем семинарии образцы идиографического [так!] письма одной безграмотной крестьянки Рязанской губернии, записавшей таким способом несколько интересных духовных стихов, между которыми стих о Федоре Тироне и Сне Богородицы И. А. нашел очень ценным9.

Эти слушательницы обходили недели за полторы всех, с кого могли рассчитывать получить деньги, и благодаря своей энергии набрали в такой короткий срок 78 р., это при нашей бедности, да в такую пору, когда на Курсы почти никто не показывается! 48 рублей из них пошли на покупку 3‑х папок со снимками Эрмитажа, Третьяковской галереи и Музея Александра III10. Можно себе вообразить, какая это должна была быть мерзость! Такой они, конечно, и оказались, но – не дорог подарок, говорят: они хлопотали от души и сделали все, что сумели, и И. А., наверное, оценил это, т. к. он вообще очень снисходителен ко всяким нашим погрешностям. Подобная черта очень привлекательна в нем, так же как и то, что он действительно любит наши курсы и наших курсисток и верит в наше будущее. Все это кладет такой отпечаток на его отношение к нам, который создает ему истинных друзей среди, правда, немногих курсисток, посещающих его занятия.

Но – к делу.

При входе в аудиторию И. А. первым делом должен был броситься в глаза зеленый угол, тот, в котором мы обыкновенно сидим во время семинарских занятий; стол, покрытый на этот раз красным сукном; две вазы: с пунцовыми розами и мещанскими (как белые кисейные кофточки с розовыми рюшиками на молодых мещаночках) гвоздиками на нем; полукресло из директорского кабинета (в кресле И. А. не помещается, и ему обыкновенно ставят на кафедру стул, ну а тут уж, ради его праздника, притащили мебель помягче и поторжественнее)11, на спинке которого слушательницы сделали его инициалы из белых нарциссов по зеленым листьям.

Этот угол был главным фокусом, к которому сходились лучи из всех точек аудитории.

На передних партах сидели прифрантившиеся семинаристки, дальше – так слушательницы.

Шляпкина встретили аплодисментами, проводили его в «красный угол», посадили, и Петрашкевич сказала ему приветственное слово.

Много было незрелого в нем, наивного; много украшений и преувеличений, – но они не звучали фальшиво, т. к. шли от чистого сердца. Петрашкевич, действительно, в восторге от его занятий, и как всякому неискусившемуся еще в этом деле новичку – ей все представляется в идеальном, розовом свете, да еще под увеличительным стеклом.

Я поняла ее вполне, т. к. и сама когда-то переживала подобное.

Петрашкевич говорила о том наслаждении, которое слушательницы выносят из занятий и лекций Шляпкина; об его умении художественно оживлять старину, назвала его даже волшебником по этой части, умеющим вливать кровь в жилы куска старой ткани, одевать в плоть отрывок пожелтелого пергамента, заставлять биться сердце старого искусства, сохранившегося в образчиках орнамента, уцелевших обломках утвари и развалинах былых12 построек. Она говорила, что И. А. обладает магической силой оживлять и воскрешать перед нами целые эпохи двумя-тремя умелыми фразами, заставляет проходить перед нашими глазами целые вереницы восставших из гробниц народов с их нравами, умозрением, домашним бытом. Эта способность И. А., его самоотверженность в деле служения родной старине заставили и нас полюбить эту старину, нашу родину, ее породившую, науку, стремящуюся к увековечению ее, и если здесь, в аудитории, мы можем благодарить за все это И. А. только словами, – то действиями мы будем его благодарить делом всей нашей жизни, когда разбросанные по всем уголкам родной России будем, по его завету, искать жемчужины в кучах ненужного мусора и, найдя, нести их на алтарь науки, как это делал и делает сам И. А.

Выражения, в каких Петрашкевич говорила, были немного наивные, но простота и теплое чувство, их сопровождающее, придали речи своеобразный поэтический оттенок.

Мы зааплодировали, после чего заговорил И. А.

Он начал с того, что, едучи к нам сегодня, вспомнил, что сегодня как раз кончается 20 лет его преподавания на Высших Женских Курсах, которые были первым высшим (И. А. особенно напирал на это) учебным заведением, приютившим его, тогда еще молодого, никому не известного ученого, и благодаря этому уже одному с Курсами должны быть связаны для него лучшие воспоминания. Затем И. А. рассказал другой момент. Когда несколько лет тому назад праздновалось 25-летие Курсов, покойная А. П. Философова, озираясь вокруг себя, встречая отовсюду массы живых, любопытных глаз курсисток, обширные, по-праздничному украшенные стены нашего актового зала, говорила, растроганная и умиленная: «Могли ли мы когда-нибудь думать, начиная наше маленькое дело, что оно на наших глазах разрастется до таких пределов!»13

– Да, – повторил и И. А., – и я не думал в то время, когда впервые вступил на кафедру перед женской аудиторией, что и кафедра эта, и аудитория превратятся в настоящий женский университет, каковым, несомненно, стали уже наши Курсы, так как не в названии же дело, господа. Помню, как проходила перед моими глазами вся жизнь Курсов, как нас сначала только «терпели» наверху, как потом с нами начали мириться и наконец мало-помалу пришли к тому, что нашли возможным даже признать за нами кой-какие права на том основании, что наши слушательницы являются прекрасными преподавательницами в гимназии и, значит, мы не совсем бесполезное учреждение.

– Итак, высшее женское образование стало в настоящее время на прочные ноги в России, так что нам остается пожелать, чтобы то же произошло и со средними школами, так как многим из вас, наверное, пришлось испытать на себе всю недостаточность вынесенной из гимназии подготовки и весь тот огромный труд и энергию, который приходилось употреблять на то, чтобы подготовить себя к университетской