Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 2. Ольга Константиновна - Татьяна Васильевна Бронзова

за шелковой ширмой поставила она себе узкую кровать, накрытую покрывалом из лисьих шкур, которое согревало ее во время всех странствий качаловской группы, уместила там фарфоровый умывальник для удобства и платяной шкаф с зеркалом. По другую сторону ширмы были небольшая конторка у окна, старинный круглый столик с несколькими креслами, рояль, на котором играли, собираясь здесь иногда по вечерам, а на полу, как украшение, Ольга разложила шкуру белого медведя. Лёвушка, вернувшись к родителям, естественно, тоже поселился в квартире тети. Больше было и негде. Ночевал он на диване в столовой, а свой нехитрый скарб разместил в комнате отца и мамы. Костя с Лулу были счастливы. Лёвушка вернулся, его не арестовали, и теперь за жизнь сына можно было уже наконец-то не волноваться.

⁂

У Льва, как и у тети Оли, были немецкие марки, на которые он мог прожить довольно продолжительное время, но отца все же беспокоила его дальнейшая судьба. Константин очень одобрял новую экономическую политику, и его сын обязательно должен был как-то вписаться в эту новую жизнь.

– Сынок, надо бы тебе определяться, – сказал он. – Ты уже думал об этом?

– Думал. Я буду учиться музыке, – неожиданно заявил Лёвушка.

– Но тебе уже двадцать три года! – удивился Константин. – В этом возрасте очень поздно начинать. Какой из тебя получится пианист? В лучшем случае – тапер в кинотеатре.

– Что ты нападаешь на мальчика, – встала на защиту Лёвушки Лулу. – Надо хотя бы попробовать.

Сестер Аду и Ольгу учили музыке с самого детства, нанимая им преподавателя, а вот по поводу обучения Лёвушки Константин всегда возражал. Зато он одобрял активные занятия сына боксом, футболом и лыжами, считая, что болезненному ребенку это больше принесет пользы, чем сидение за роялем. А между тем Лёвушка так хотел играть! В его голове складывались какие-то мелодии, и он порой, когда его никто не видел, подходил к роялю и подбирал на клавишах то, что только что напевал. Мама, видя этот его интерес, научила сына разбираться в нотах, даже выучила с ним весь «Детский альбом» Чайковского, но дальше этого дело не пошло. Стесняясь отца, мальчик крайне редко подходил к инструменту. Теперь же скрывать свое пристрастие он не хотел. Пришло время, когда он уже никого не стеснялся и никого не боялся. Четыре года, проведенные под пулями на войне, закалили его характер.

Собрался домашний консилиум, состоящий из Константина Леонардовича, Ольги Леонардовны, их брата, оперного певца Владимира Леонардовича, и, конечно же, Лулу. Лев сел к роялю. Перед ним открыли ноты «Детского альбома» Чайковского. Но как только он исполнил первое же произведение, все дружно закричали:

– Нет. Пианиста из тебя не выйдет. Пальцы не слушаются, легкости нет. Чтобы быть пианистом, надо заниматься с детства. Непрерывно и много заниматься! Забудь! Нет. Нет. И нет!!!

– Сколько раз вам повторять: я не хочу быть пианистом. Я хочу сочинять музыку!

– Ну хорошо. Коли ты хочешь сочинять, тогда пусть свой вердикт выскажут тебе более компетентные люди, – снизила тон Ольга Леонардовна и отвела племянника к своей подруге Елене Гнесиной.

Елена Фабиановна Гнесина, сестра известного композитора, сама прекрасная пианистка, вместе со своими сестрами Евгенией и Марией основала в Москве еще в 1895 году музыкальное училище, которое очень быстро завоевало звание лучшего в городе. Работало оно и до сих пор, лишь ненадолго прервав свою деятельность во время революции.

Как ни странно, Елена Фабиановна, прослушав Льва Книппера, поддержала его желание.

– У вашего племянника абсолютный слух, – заявила Елена Гнесина своей подруге. – Причем редкий. Он слышит малейшие нюансы. Из него может выйти толк.

Но так как в школе учились дети от семи до семнадцати лет, а Лёвушке было уже двадцать три года, сестры Гнесины стали обучать его частным образом. Юноша был просто одержим занятиями. Очень скоро освоив теорию, он приступил к гармонии. Это уже давало возможность сочинять осознанно. И Лёвушка сочинял, сочинял, сочинял…

– А вот эта композиция уже совсем даже неплохая, – как-то похвалила его Елена Фабиановна, выслушав очередной опус. – Из вас, милый юноша, вполне может получиться композитор.

Ходил, конечно, «будущий композитор» и на занятия разведывательной группы, где учился шифровке, развивал зрительную память, тренировался в тире и познавал всякие другие премудрости предстоящей работы, с юношеским азартом ожидая первого самостоятельного задания. Опасность и романтика – вот пока и всё, что видел он в этом.

Вскоре поняв, что лучше ему все-таки жить отдельно от семьи, Лёвушка снял себе неподалеку от них комнату в малонаселенной квартире. Кроме него в квартире жили всего две семьи. Глава одной из них был врачом, а другой – инженером на ткацкой фабрике. Именно у этого инженера он и снял комнату. Кто жил в этой квартире до революции и каким образом здесь оказались другие люди, Лёвушку не волновало. Он в основном проводил здесь только ночи, занимаясь днем у Гнесиных и в разведшколе, а по вечерам пропадая в квартире у тети Оли, где частенько собирались ее друзья-театралы. Посещал он и театры. Особенно любил ходить в Большой, где уже пел его дядя Володя. Лёвушка мечтал, что придет время, и он тоже сочинит оперу или балет, и на афише крупными буквами будет написано: «Композитор Лев Книппер»! Лёвушка был твердо уверен в своем таланте.

⁂

После возвращения на Родину радость от встречи с родными и близкими людьми очень скоро сменилась горем от потери некоторых из них. Сначала вместе со всей театральной Москвой Ольга Леонардовна похоронила Вахтангова, а вслед за ним умер и брат ее мужа Антона, Иван Павлович Чехов. Он очень сдал после того, как его сын Володя покончил с собой, почти ни с кем не виделся, казалось, что ничего его больше не интересует. Его покинули все желания, а вот теперь и сама жизнь. Вдова, Софья Владимировна, была совершенно убита навалившимся на нее двойным горем.

– Мне страшно, – говорила она, прижавшись к Ольге, когда ехали с кладбища. – Не могу я домой возвращаться. Пусто, одиноко. Можно я сегодня у вас переночую?

В трехкомнатную квартиру, где жила она с мужем, еще в 1918 году новой властью были вселены две семьи работников советской милиции. Ивану Павловичу с женой оставили для проживания самую большую комнату только потому, что фамилия у них была громкая – Чеховы! Как-никак, а все-таки родной брат великого писателя. Но после того как Иван отошел в мир иной, один из соседей, милиционер Жвачкин, сразу заявил, что он займет и ее площадь, так как у него родился ребенок, а одинокой Софье теперь будет