Из пережитого - Юрий Кириллович Толстой

но иногда вскакивал на ходу на трамвай и опять же на ходу спрыгивал с трамвая, так как он останавливался немного дальше школы. Так вот, когда я шел пешком, я частенько встречал у парадных один, а то и два «черных ворона», которые ждали очередных клиентов. Дело в том, что за жертвой приезжали поздно вечером, а то и ночью. Проходило время, пока вызывали понятых и дворника, а затем приступали к обыску, который к утру не всегда успевали закончить. Потому-то «черные вороны» и дежурили. Анна Ахматова называет их «черными Марусями», но думаю, что то название, которое было в ходу среди нас, детей, точнее.

В это время состоялся мой переезд от родственников со стороны отца к родственникам со стороны матери, Глушковым – бабушке и тете. Вызван он был главным образом тем, что моим родственникам по материнской линии казалось, видимо, не без оснований, что в семье Александра Петровича и Татьяны Николаевны я стал нежеланным ребенком. С Кирочной, 24, я переехал на Кирочную, 17. Елизавета Александровна, меня воспитывавшая, любила меня без меры и безумно ревновала ко всем родственникам. Для меня она тоже была дороже всего. Поэтому и отношения с Глушковыми, особенно с моей тетей Ириной Леонидовной, складывались далеко не гладко. Я оказался как бы между двух огней и остро это переживал. В той же квартире, где Глушковы, жили их знакомые еще по Виннице Юцевичи. Отношения были настолько дружеские, что я не ощущал, что живу в коммуналке.

Приближалась война, вначале Финская, а потом и Отечественная. Из громкоговорителей лилась песня «Если завтра война» из одноименного фильма. Правда, если вначале пели: «С нами Сталин родной, и железной рукой нас к победе ведет Ворошилов», – то после Финской войны, в которой первый маршал опростоволосился по всем статьям, слова переиначили: «С нами Сталин родной, Тимошенко-герой, с нами друг боевой Ворошилов».

Я посещал литературную студию Дворца пионеров. Нашими занятиями руководили литературный критик Тамара Казимировна Трифонова, дочь адмирала Кетлинского, сестра Веры Кетлинской, и Елена Павловна Серебровская, поэтесса, в то время молодая женщина, красивая и статная. В литературной студии занимались Надежда Полякова, Вера Скворцова, Николай Леонтьев, Абрам Плавник, Юрий Капралов. Наиболее талантливой считалась Вера Скворцова, безвременно умершая. Она часто печаталась в «Ленинских искрах». Особенно мне запомнилось ее стихотворение, где она рассказывала о гибели любимого человека, письмо которого пришло после его смерти. Там были такие строки:

Я стою и в руке сжимаю сейчас

От восьмого числа конверт.

Я смотрю в эту радость лучистых глаз

И не знаю, отдать или нет.

Стихи эти были написаны под явным влиянием стихотворений Твардовского о Финской войне, опубликованных в библиотеке «Огонька».

У Николая Леонтьева особенно запомнилось стихотворение, посвященное Киплингу, а у Абрама Плавника мне запали такие строчки:

…две тугие девичьи косы.

Мы по всей проходили округе,

Но такой не видали красы.

Учился вместе со мной и Александр Горфункель, впоследствии известный историк, философ и книговед. Помню, Сашу Горфункеля в стихотворении одного из наших кружковцев особенно пленили такие строки:

…И золотом наливались

Молочные облака.

Мне они кажутся довольно сусальными.

Финская война, хотя мы и были юны и наивны, заставила нас многое пересмотреть. Мы видели раненых и искалеченных людей, во многие дома пришли первые похоронки. Стало ясно, что легкой победы в грядущей войне не будет. Но в победе мы не сомневались.

Ну, а теперь самое время сказать, как я оцениваю расстановку сил накануне войны и причины, которые привели к нашему столкновению с Германией, унесшему с обеих сторон столько жизней. Несмотря на разрыв с Троцким и лозунг о возможности победы социализма в одной отдельно взятой стране, партия во главе со Сталиным по существу продолжала исповедовать теорию перманентной революции, делая все для разжигания революционных очагов то в одной части земного шара, то в другой. Для этого не жалели ни сил, ни средств, засылая в страны, которые, по прогнозам теоретиков Коминтерна, были близки к революционной ситуации, хорошо обученные и вооруженные диверсионные группы для дестабилизации обстановки. Коминтерн еще со времен Зиновьева был заражен сектантством. Сотрудничество с социал-демократами, этими штрейкбрехерами дела революции, воспринималось как измена рабочему классу. Псевдотеоретическое обоснование эта политика получила в тезисе Сталина о необходимости наносить главный удар по промежуточным слоям, то есть по мелкобуржуазным элементам. Этой стратегической установки придерживался и Эрнст Тельман. С помощью этой установки мы и бросили мелкобуржуазные элементы в Германии, из числа которых формировались штурмовые отряды, составившие ядро нацистской партии и СС, в объятья Гитлера. Вообще надо сказать, что приход Гитлера к власти был в значительной степени реакцией буржуазных кругов на революцию в России. В преддверии войны стратегический курс правительств Англии, Франции и других стран с парламентским режимом был направлен на то, чтобы столкнуть Германию и Советский Союз. И Чемберлен, и Даладье, и в значительной мере Франклин Рузвельт стремились к тому, чтобы столкнуть Гитлера и Сталина, этих обербандитов, не без основания полагая, что ни тому, ни другому нельзя верить. Этим, как мне кажется, можно объяснить, почему переговоры между Англией, Францией и Советским Союзом, которые велись накануне войны, зашли в тупик и так ни к чему и не привели. Возможно, что если бы внешнеполитический курс страны осуществляли не такие твердолобые, как Сталин и Молотов, а куда более гибкие и изворотливые Ленин и Чичерин, то и удалось бы о чем-то договориться. Но это, конечно, чисто гипотетическое предположение. В этих условиях Советскому Союзу не оставалось ничего другого, как заключить с Германией пакт о ненападении. В отличие от многих я считаю заключение этого пакта победой советской дипломатии. Во всяком случае, на меня ни малейшего впечатления не производят сентенции вроде того, что заключением пакта мы пошли на сговор с нацистской Германией, предали своих братьев по классу за рубежом и т. д. Другое дело, насколько мы сумели воспользоваться полученной почти двухлетней передышкой. Именно в этот период началась Советско-финская война, которая не принесла нам ничего, кроме бесчестья, и явно подтолкнула Гитлера к нападению на Советский Союз. Анализируя итоги этой войны, которая обнаружила наше отставание по всем статьям, Гитлер не без оснований пришел к выводу, что Советский Союз – это колосс на глиняных ногах, и справиться с ним будет сравнительно легко. Как знать, не будь этой бесславной кампании, бесноватый фюрер, возможно, и не решился бы пойти с рогатиной на