Михаил Девятаев - Николай Андреевич Черкашин

Молчание в эфире убивает коменданта, он яростно жмет тангенту рации:

– «Коршун», немедленно атакуй его! Можешь его не опасаться! У него нет боеприпасов.

– «Гольфстрим», у меня тоже нет боеприпасов! Я только что вышел из боя пустым.

– Мерзавец! Они же уйдут!

Истребитель Вальтера Даля развернулся и ушел к каравану.

Девятаев так и не узнал, почему в него не стреляли. Закончились боеприпасы? Так иди на таран. Но на исходе войны идти на таран асу Далю никак не хотелось. Опять судьба была милостива к Девятаеву. Поиграла до нервной дрожи и отпустила. До следующего – которого уже по счету? – испытания.

Глава шестая

Жесткая посадка

Оба пропеллера исправно рубили воздух. «Хейнкель» шел на восток с хорошей скоростью, и вскоре вдали показался плоский берег Балтийского моря. Какой-то залив, кто его знает – какой? Не важно, главное, что под крыльями проплывала суша, земля… Чья земля? Да кто ж ее знает…

Девятаев вглядывался в незнакомую местность, расчерченную на узкие и ровные земельные полосы. Мелькали красночерепичные крыши – то ли немецких, то ли уже польских домиков.

М.П.Девятаев:

«Впереди ясно обозначилась линия фронта. Грудь распирает от радости и счастья: еще немного – и мы будем на родной земле, среди своих, советских людей! Но радость сменилась новой тревогой. Откуда-то неожиданно вынырнул „фокке-вульф“ и привязался к нам. Фашистский летчик, летевший со стороны фронта, наверно, был удивлен: что за странный тип летит к линии фронта с выпущенным шасси? Он поднялся выше нас и нахально стал заглядывать ко мне в кабину. Очевидно, его удивление было еще большим, когда он увидел за штурвалом немецкого самолета летчика в диковинной полосатой форме. Он все кружился и смотрел на меня как на обезьяну. А у нас дух захватывало от его любопытства. Сейчас, думаем, даст сразу со всех пулеметов, и конец нам. Жизнь наша висела на волоске. Когда фашист в третий или четвертый раз повис надо мной, вокруг нас стали рваться снаряды зениток. Это советские батареи встречали вражеские самолеты. „Фокке-вульф“ оставил нас и пошел на запад».

Вот уж точно: беда одна не приходит. А тут целый хоровод бед, не успеваешь провожать одну, как подоспевает другая. Белые облачка рвущихся зенитных снарядов вспыхивали вокруг «хейнкеля» то тут, то там. Осколки врезались в кабину, в фюзеляж, дырявили плоскости.

Соколов сидел в соседнем кресле и нервно напевал:

Прости, прощай,

Подруга дорогая.

Прости, прощай,

Быть может, навсегда…

Девятаев не выдержал, крикнул Соколову:

– Заткнись! И без тебя тошно!

Он бросал машину из стороны в сторону, пытаясь сбить зенитных наводчиков. Соколов петь перестал, но при этом твердил как заклинание:

– Только б не попали! Только б не попали! Только б не попали…

Попали!

Самолет вздрогнул от сильного удара. И тут же за спиной Девятаева закричал Кривоногов:

– В правом крыле пробило дыру больше метра!

Ему вторил Кангунов:

– Правое шасси перебило!

Новый вскрик Кривоногова:

– Двоих ранило!

– Миша, садись скорее, пока наши ястребки не прилетели!

Легко сказать: «садись быстрее». Садиться на целину можно только на брюхе. А тут левая стойка шасси торчит. Как ее убрать? Блефовать так блефовать – сломать ее к чертовой матери ловким ударом о землю. Задача для мастеров воздушного цирка. Но деваться некуда – была не была! Уж такой сегодня день… Может, и в этот, десятый раз, повезет?!

Девятаев крикнул в грузовой салон:

– Внимание! Иду на посадку! Держитесь друг за друга – тряханет сильно!

Переваливаясь с крыла на крыло, самолет терял высоту… Под крылом – полупрозрачные зимние леса. Вот перемахнули через перелесок. Пошла земля… Земля, изрытая артиллерией мировой войны.

А вот и поле – стелется под крылья… Теперь – Господи, помоги!

Девятаев делает резкий короткий зигзаг в метре от земли, подламывает стойки шасси. Теперь самолет скользит на брюхе, подминая под себя кусты, островки снега, раскисший грунт крестьянского поля. В салоне все летит вверх тормашками.

– Сели!!!

Проехав с грохотом и треском по земле днищем, «хейнкель» навсегда замер, завершив свой последний полет. Но его пилот и пассажиры были живы.

Девятаев вытер испарину с лица скомканной робой и тут же натянул ее на себя – холодно, однако. «Пассажиры» с синяками и ссадинами пустились в радостный пляс, обнимали друг друга, горланили песни. Некоторые бросались на землю и целовали ее.

Девятаев прикрикнул на них:

– Тише, черти полосатые! Я не знаю, где мы сели. Может быть, тут немцы… Вон, похоже, нас уже окружают. Снять пулемет! Уходим в лесок…

По дальнему краю поля растянулись черные фигурки солдат. Кто они – определить было трудно. Один за другим беглецы бросились к рощице. Кривоногов и Соколов несли снятый с турели курсовой авиационный пулемет. Девятаев бежал с немецкой винтовкой, доставшейся от охранника.

– Хальт! – кричали из оцепления. – Хенде хох!

– Ну точно, к немцам вляпались! – плюнул в сердцах Девятаев. – Эх, не дотянули малость… Пулемет к бою!

Все залегли. Девятаев прицелился:

– Подпустим поближе…

Из подступающей цепи донеслось:

– Фри-и-цы, сдавайтесь, мать вашу! Гитлер капут!

– Наши! – просиял Кривоногов.

Он вскочил из-за пулемета, запрыгал, заорал:

– Братцы, мы свои! Не стреляйте! Мы от немцев сбежали! Не стреляйте!

Подбежавшие пехотинцы с удивлением разглядывали черные кресты на крыльях изрешеченного «хейнкеля», истощенных людей в грязных полосатых робах…

– Самолет угнали?! Ну вы даете…

– Качай их!

Так на руках солдаты и отнесли всех девятаевцев в ближайшую польскую деревню – Голлино, доставили прямо в полковую столовую. Благо полк был выведен с передовой на отдых во второй эшелон и продовольствия было вдоволь. Здесь же располагались позиции дальнобойной артиллерии Войска польского. Жаль только, летчиков не было. Те оценили бы все в полной мере…

В столовой было шумно и весело, как на большом нечаянном празднике.

М.П.Девятаев:

«Мои друзья по перелету находили земляков, беседовали с ними о родных местах. Иван Кривоногов встретил солдата из Горьковской области. Володя Немченко оживленно разговаривал с белорусом, сибиряк Петр Кутергин обнимался с бойцами из Новосибирской области, Михаил Емец делился своими переживаниями с украинцами. Нас окружили казахи, татары, узбеки, грузины. Все они были для нас как родные братья.

И вот уже не верится, что два часа назад мы были во вражеском плену, будто все пережитое нами – кошмарный сон».

А в покинутом Пенемюнде творились невеселые дела…

Только с годами стало известно, что угнанный Девятаевым самолет Хе-111 был подарен Вернеру фон Брауну лично авиаконструктором Эрнстом Хейнкелем. Подарен специально для проведения