Предотвращенный Армагеддон. Распад Советского Союза, 1970–2000 - Стивен Коткин

Только фантастическая наивность как Горбачёва, так и Ельцина позволяла им рассчитывать, что Россия будет допущена в элитарный клуб мировых держав просто из симпатии. Путин казался бо́льшим реалистом, не питая иллюзий по поводу «партнёрства» с США и обоснованно соотнося интересы своей страны прежде всего с Европой, хотя и не забывая о российских интересах (и прежних рынках) в Азии — от Ирака и Ирана до Индии, Китая и Корейского полуострова. Проблема России в этом контексте заключалась в том, что она не вписывалась в процессы мировой политической интеграции. Она не имела никаких шансов на вхождение ни в один из трёх мировых альянсов, два из которых частично совпадали с военными (и все три имели центральным звеном Соединённые Штаты): Североамериканское соглашение о свободной торговле (North American Free Trade Agreement — NAFTA); Тихоокеанское кольцо/военный альянс США и Японии; Евросоюз/НАТО. Именно мечта о воссоединении с Европой, возникшая ещё до начала нынешнего процесса расширения Евросоюза, подтолкнула бывших советских сателлитов и страны Балтии к более глубокой либерализации[186]. Россия же географически оказалась дальше от центра Европы, чем когда-либо с начала XVIII века (если не считать калининградского анклава). При этом Москва и прилегающие к ней территории по плотности населения и экономическому развитию превосходили все вновь принятые в ЕС страны за исключением Польши. И в России были мегаполисы, чья экстраординарная концентрация людских и материальных ресурсов отчасти помогала компенсировать её многочисленные институциональные недостатки.

Даже учитывая невозможность для России стать полноправным членом ЕС, лучшей долговременной стратегией для страны на рубеже нового тысячелетия могли бы стать попытки присоединиться к зоне евро. Впрочем, будущее России так или иначе связано и с реинтеграцией в рамках её собственной потенциальной NAFTA — фантомного СНГ. Накануне 10-летия распада СССР первоначальное ликование по поводу краха Союза во многих бывших советских республиках сменилось более трезвыми размышлениями о разрушенных связях. Некоторые из этих связей (конечно, за исключением прямого политического руководства Москвы) были на пути к восстановлению. Подобно тому как это произошло после распада британской и французской колониальных империй (или японской и германской военных систем), после исчезновения СССР Россия, учитывая её размеры, возможности и энергетические ресурсы, может попытаться сохранить дипломатическое и экономическое доминирование на территориях, которые она когда-то контролировала. По мировым стандартам это было бы не возвратом к империализму, а проявлением того, что обычно называют «властью рынка».

Между тем можно лишь гадать, окончит ли свои дни нынешняя мировая экономическая система, подчинённая США, так же, как окончила предыдущая система конца XIX века, где доминировала Британская империя. Конечно, никому не дано предвидеть будущее, но любому историку известно, что конъюнктура всегда меняется. Викторианская Британия, чья коммерческая и геополитическая мощь захватывала дух, отказалась мириться с резким усилением германской мощи на континенте и особенно с немецкими попытками создать мощный военно-морской флот. Истощив все великие державы, независимо от их позиции в англо-германском противостоянии, Первая мировая война вместе с её последствиями, включая фашизм, нацизм, советский социализм и Великую депрессию, положила конец существовавшей мировой экономике и в конце концов привела человечество ко Второй мировой войне, оказавшейся даже более гибельной и разрушительной. Но та война открыла путь второй мировой экономической системе, у которой был новый и иначе организованный экономический и геополитический гегемон — США[187].

В числе великих держав лишь Советский Союз вызывающе шёл не в ногу с переменами, заданными Второй мировой и доминированием американской модели. Но в 1991 году советскому изоляционизму пришёл мирный конец. Такой поворот событий мог обнажить или даже усилить нестабильность, которая была заложена во второй мировой экономической системе. Капитализм — необычайно динамичный источник бесконечного созидания, но также и разрушения. Взаимные связи увеличивают общее благосостояние, но повышают и риски. Да и сами Соединённые Штаты ещё более увеличивают эту непредсказуемость, сохраняя колоссальную военную и разведывательную машину, так и не демобилизованную после окончания холодной войны, демонстрируя горючую смесь высокомерия и паранойи в ответ на предполагаемые вызовы их глобальным претензиям и с упрямством пренебрегая теми самыми правительственными институтами, которые обеспечивают их мощь.

Эпилог. Окончание распада. Путинские годы и далее

Я не в состоянии предсказать действия России. Это загадка, хранящаяся в секрете, завёрнутом в тайну. Однако к этой загадке, может быть, есть ключ. Он — в национальных интересах России.

Уинстон Черчилль. Выступление по радио (1939)

Мы воздерживались от того, чтобы демонстративно поднимать наше знамя или объявлять о своём лидерстве, и именно таким образом смогли получить дополнительное пространство для манёвра в международных делах.

Вэнь Цзябао, премьер КНР. Жэньминь жибао (27 февраля 2007)

7 мая 2008 года по-мальчишески выглядящий Дмитрий Медведев стал третьим президентом России. Это событие было знаковым. Медведев являлся кем-то вроде ученика, пообещав в ходе избирательной кампании назначить своего ментора, уходящего президента Владимира Путина, премьер-министром. Однако он вовсе не был подставным президентом. Он был не назначен, а всенародно избран на свой пост. Он занял Кремль. Согласно конституции, он мог не только назначить, но и отправить в отставку премьер-министра вместе со всем правительством (которое по-прежнему не зависело от парламентского большинства). Парламент, со своей стороны, мог объявить президенту импичмент, при условии что за это проголосуют две трети депутатов. Именно таким большинством располагала в обеих палатах парламента «Единая Россия» — эрзац правящей партии, лидером которой стал Путин. Но даже сам Путин не мог иметь полного представления, чем станет этот «тандем» (придуманная им велосипедная метафора) для каждого из его участников — и для России в целом. Окончательный переход всей полноты власти к Медведеву — если бы он произошёл — должен был быть постепенным, сопровождаться кризисами, инициированными противниками нового президента, и потребовать от него не меньшей ловкости и решительности, чем проявленные когда-то Путиным.

В отличие от подавляющего большинства российских лидеров (вплоть до царей), которые расставались с властью либо в гробу, либо под конвоем, Путин оставил высший в стране пост добровольно, в прекрасном состоянии здоровья и на вершине популярности. Можно утверждать, что в 2000 году он стал президентом, располагая не большей реальной властью, чем Медведев в 2008-м, и должен был выдерживать давление не меньшего количества мощных (хотя и иных) кланов и групп, не имея при этом никого в роли щита. Путин, кроме того, столкнулся с вооружённым противостоянием в Чечне, которое благодаря жёстким действиям и опоре на местные кланы ему