«Ваш Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Китае. 1930-1932 годы. Книга 2 - Михаил Николаевич Алексеев

что, как правило, каждый корреспондент предпочитает находить в книге буквы, стоящие недалеко от начала строки или начала страницы. В противном случае подсчёт занимает много времени, и при этом увеличивается вероятность появления ошибки. Все эти сложности и соображения по поводу дешифрования найденных документов были сняты, так как были обнаружены ключи к шифрам.

Хотя полиции было уже известно о существовании Дальбюро Исполкома Коминтерна, ознакомление с документами открыло детали деятельности Бюро в Китае и степень распространения его влияния.

Провал представителя ОМС, как выяснилось в последующем, мог затронуть и шанхайского резидента. Один из находившихся в распоряжении Нуленса почтовый ящик имел номер 1077. В то время как, прибыв в Шанхай, Зорге арендовал почтовый ящик № 1062. Шанхайская муниципальная полиция, которая осуществляла наблюдение за почтовыми ящиками «Нуленса», установила наблюдение и за почтовым ящиком Зорге, и не только за ним, но и заодно за квартирой Рихарда на Вонгшоу-гарденз. Наблюдение продолжалось с июля 1931 года по январь 1932 года. Из полицейских рапортов за этот период следовало, что Зорге бывает дома очень мало, а когда бывает, «проводит время, играя с друзьями в шахматы». «Получает много телефонных звонков и очень осторожен, старается сделать так, чтобы его разговоры не мог услышать никто из его домашних». Не исключено, что полиция подозревала Зорге в принадлежности к Тихоокеанскому секретариату профсоюзов. Это могло быть и просто превентивным мероприятием. Как бы то ни было, своим поведением Зорге не дал оснований полиции заподозрить его в противоправной деятельности.

21 июня «Остен» через шанхайскую резидентуру получил телеграмму, составленную заведующим ОМС А. Л. Абрамовым по поручению Пятницкого: «Шнейдер просит перевести 1000 долларов адвокату, но он не указал имя, фамилию адвоката и из какой страны перевести эти деньги. Шнейдера с нашей клиентурой не связывать. Отвечайте этим же путём».

Под псевдонимом «Шнейдер» скрывался Фридрих К. Фейергерд («Фриц»), один из совладельцев компании «Метрополитен Трейдинг К», открытой при финансовом участии Коминтерна, по документам которого он проходил как сотрудник пункта связи ОМС в Шанхае в 1927–1928 гг. Шнейдер, коминтерновский аналог братьев Эммерсон (Гольпер), имел непосредственную связь с руководством ИККИ и оказывал финансовые услуги международному коммунистическому движению (в том числе использовался в качестве курьера) не безвозмездно.

23 июня Абрамов обратился с просьбой к Берзину послать указание в Шанхай, «чтобы Рамзай сделал всё возможное для освобождения Анри», оговорив, что «весь расход за наш счёт». Это свидетельствовало о том, что для руководства Коминтерна не являлось тайной назначение «Рамзая» по линии IV управления в Шанхай.

Центр, казалось, понимал всю опасность втягивания Зорге в операцию по спасению арестованных. В этот же день, когда поступила просьба из Коминтерна, в Шанхай ушла телеграмма за подписью «Старика»: «Большой дом очень просит помочь его заболевшим: нанять им рехтсанвалта (адвоката, нем. – Авт.), организовать питание в тюрьме, если можно, подкупить врачей. Все это по мере сил и возможности нужно делать, но чрезвычайно осторожно, через третьих лиц. Вы лично нигде не должны репрезентироваться, держать себя тени и не компрометировать себя. Если так дело нельзя поставить, лучше отказаться. Расходы покрывает большой дом, телеграфируйте ответ».

Однако, к сожалению, такой, безусловно, правильной позиции в части «держать себя в тени» сам Центр в дальнейшем не придерживался, бесконечно подталкивая Зорге к решению проблем, относившихся к спасению арестованных.

Как бы там ни было, Зорге, понимая (возможно, сразу и не до конца) порочность и опасность для него самого и резидентуры участия в этой операции и имея формальные основания от неё отказаться, пошёл на всё. Сказалось ли в этом шаге коминтерновское его прошлое, близкое знакомство с Пятницким и Абрамовым, или на его решение повлияло представление о партийном товариществе, или же это было проявление простого человеческого сострадания, но Зорге не смог отказаться от поставленной задачи. Согласился, возможно не сознавая на первых порах всю обременительность поставленной задачи и её опасность для деятельности нелегальной резидентуры. Видимо, и Центр изначально не представлял, во что выльется такая просьба.

Следствием провалов явилась длительная приостановка (почти до конца года) деятельности центральных органов Компартии Китая и представительства Исполкома Коминтерна (Дальбюро) в Шанхае. Вся последующая переписка Зорге с Центром показывает, что он принял на себя функции представителя ОМС, и не только в части затянувшегося спасения четы Рудник, но и на определённый, пусть непродолжительный, срок, временно, в части поддержания и передачи связей с китайской компартией. И такая ситуация возникала регулярно, каждый раз при смене коминтерновского «караула», вызванного очередным провалом.

В ситуации, связанной с освобождением четы Рудник, поражает безоглядная и порой абсурдная (с точки зрения последствий) забота руководства Коминтерна о судьбе «Анри» и его жены. Исполнительный комитет Коммунистического Интернационала готов был пойти на любые расходы, бросать в «бой» всё новые силы, расконспирировать все структуры, прямо или косвенно связанные с ним, задействовать любые средства в международном масштабе, лишь бы освободить своих сотрудников из тюрьмы. Может быть, находясь в токийской тюрьме, Зорге считал, что и для его спасения принимаются если не такие титанические, то хоть какие-то усилия.

Основная проблема освобождения арестованных состояла в том, чтобы при неудачной попытке добиться их освобождения путём подкупа властей решить вопрос передачи Рудника с женой под юрисдикцию страны, которая пользовалась в Китае правом экстерриториальности, и не допустить передачи рассмотрения их дела в китайский суд. В этом случае можно было рассчитывать на мягкий приговор. Но для того, чтобы суд иностранной державы принял дело к рассмотрению, нужно было ещё доказать, что чета Рудников являлась гражданами этой страны. При передаче рассмотрения дела в китайский суд арестованным грозила в худшем случае смертная казнь, в лучшем – длительное тюремное заключение.

В уже цитируемых «Правилах партийной конспирации» имелся и специальный раздел «Меры после провалов», в котором, в частности, предписывалось следующее: «После провала необходимо доискаться до причины его и, если она оказалась следствием недостатков нелегальной организации, приложить все усилия к устранению возможности повторения подобного явления в будущем». И далее: «После массового провала, дающего основание заключить если не о предательстве, то, во всяком случае, о значительном раскрытии конспирации, следует в этой организации временно приостановить организационную работу». Организационная деятельность могла быть начата «…вновь по выяснении причины провала и строгой изоляции подозрительных членов организации».

«Правила партийной конспирации» включали в себя и рекомендации по поведению на допросе и под стражей. «Нелегальный работник, – отмечалось в этой связи в коминтерновском документе, – должен ясно отдавать себе отчёт в том, что, несмотря на все меры предосторожности, он может быть арестован. Поэтому он должен всегда быть твердо готов вести себя на допросе достойным