Война за независимость Чили - Андрей Аркадьевич Щелчков

действия были направлены против властей и поддерживавших их элит. Партизаны подготовили базу народной мобилизации во имя независимости. Действия партизан сразу приобрели социальный характер. Недаром испанцы не делали разницы между бандолеро и партизанами, так как их жертвы мало отличались друг от друга.

Четыре года «Старой родины» и сопутствовавшие войны разрушили доселе устойчивый колониальный уклад жизни простого народа. Испанская реконкиста нашла совсем другой народ, нежели он был до 1810 г. Мобилизации, реквизиции, разрушение привычной жизни привели к социальному брожению в городе и деревне. Выход своего недовольства люди находили в группах бандолеро, а затем и партизан. Запрет передвигаться по стране без паспортов наносил большой ущерб крестьянской экономике: селяне не могли свободно продавать излишки продукции в городах, не получив на это разрешения властей. Недовольство, вызванное этими мерами, способствовало усилению симпатии простого народа к инсургентам-патриотам, к партизанским группам. Без поддержки простого народа действия партизан были бы невозможны. Партизаны смогли мобилизовать народ Чили, подняв его на борьбу с понятными ему целями: сопротивление репрессиям и реквизициям испанских войск. Успеху этой борьбы способствовала репрессивная политика властей во время реконкисты.

Партизанская активность и известия из Мендосы об укреплении Освободительной армии крайне обеспокоили испанскую администрацию Чили, которая в ответ на это усилила репрессии. Жизнь в Чили стала невыносимой, все больше людей уходили в горы или присоединялись к тайным патриотическим группам. Приносивший массу хлопот испанцам отряд Нейры состоял из крестьян, одевавшихся в пончо. Их стали называть «люди в пончо». Власти, полиция в районе действий Нейре стали хватать всех в пончо, но так одевались все крестьяне[544]. Эти безумные репрессии против простого народа вызвали приток людей к партизанам.

17 января 1816 г. в Сантьяго была создана «Хунта бдительности и общественной безопасности», цель которой состояла в изъятии оружия (под оружием понимались даже камни и палки!) у населения, в контроле над перемещениями людей, в пресечении тайных собраний[545]. Повсеместно проходили обыски, арестовывались подозреваемые в симпатиях к патриотам. Затем была объявлена конфискация имущества и смертная казнь за дезертирство или укрывательство дезертиров, а также за любую связь с врагом[546]. Стали арестовывать всех нарушителей комендантского часа, всех побывавших в горах и т. д.

Жалобы на притеснения были столь велики, что Марко распорядился выдавать разрешения на выезд из городов бесплатно, так как и сбор за разрешение, и процедура были недоступны для большинства горожан. В стране наблюдалась усталость населения, терпение которого, казалось, дошло до предела. Сам факт существования армии в Мендосе и возможность её перехода в Чили давали народу надежду на свержение жесткой диктатуры, фактически ставшей оккупационным режимом. Испанцы установили настоящий казарменный порядок, который не оставлял никакой иной альтернативы кроме вооруженного сопротивления: повсеместно возникали партизанские группы. Особенно массово народ пошел в партизаны в преддверии перехода через горы Андской армии, когда в воздухе носилось ощущение близости освобождения и краха испанского режима.

Партизанам удалось добиться расщепления испанской армии на отдельные отряды, рассылаемые губернатором в разные районы страны для борьбы с группами партизан[547]. Это обстоятельство сыграло большую роль во время наступления Сан-Мартина.

Несмотря на то, что Америка, казалась, была покорена, недовольство креолов реставрацией старых порядков и постоянная угроза новых восстаний убеждали испанское правительство в непрочности своих позиций в колониях. К 1817 г. правительство в Мадриде было готово пойти на некоторые уступки креолам, лишь бы ослабить напряженность в Америке. Король был человеком слабым и нерешительным. Его министр заморский владений Лардисабаль-и-Урибе ещё в 1814 г. советовал ему пойти на компромисс и примирение с креолами. Министр Фердинанда VII Хосе Писарро даже предлагал открыть порты Америки для свободной торговли[548]. К сожалению, Фердинанд VII больше слушал реакционную камарилью при дворе. Мадрид то принимал акты, демонстрировавшие добрую волю к миру и согласию с американцами, то требовал жестких репрессивных мер от своих наместников в отношении недовольных[549].

После длительного обсуждения ситуации в начале 1816 г. Совет Индий в Мадриде в духе примирения с американцами принял решение о прощении революционеров и мятежников Чили. 12 февраля 1816 г. король объявил амнистию всем осужденным революционерам и даже вернул им конфискованное имущество. В Чили это распоряжение было опубликовано лишь 4 сентября[550], параллельно ходили слухи о подготовке большой военной экспедиции испанских войск против Рио-де-Ла-Платы.

Амнистия в Чили не имела большого воздействия на настроения людей. Сторонником умеренности и поиска понимания с бывшими деятелями хунты и патриотами был первый советник губернатора Хосе Антонио Родригес Альдеа. Несмотря на его большое влияние на Марко, тот не прислушивался к его советам искать взаимопонимания с креолами, а затем отдалил его от себя. Возобладала жесткая линия. Марко и его приближенные считали, что освобождение ссыльных и заключенных будет слишком опасным. Эту позицию разделяли и в Лиме. Чилийские власти не спешили выполнять королевский указ о прощении, что привело к ещё большой дискредитации испанских властей среди креолов[551].

Роялистская карикатура на патриотов (Сан-Мартин верхом на осле О’Хиггинсе погоняет овец — народ Чили)

Более того, уже накануне вторжения армии Сан-Мартина, в январе 1817 г. Марко приказал всем помещиками и видным горожанам из провинции явиться в столицу. Он опасался, что те поддержат армию патриотов. Прибывшие в Сантьяго, к их удивлению, превентивно были посажены в тюрьму, а часть этих несчастных ни в чем не повинных людей была отправлена в Перу[552]. Такие действия вели не к примирению, а лишь к ужесточению позиций чилийской элиты в отношении оккупационного режима роялистов. На самом деле было слишком поздно для примирения испанцев с репрессированной чилийской элитой, которая ждала помощи с другой стороны Кордильер. Время для компромисса было упущено, приближалась новая волна освободительной борьбы.

5 декабря 1816 г. Марко обратился к народу Чили с воззванием, в котором чувствовалась его неуверенность в своих силах. Хотя Марко подчеркивал, что во всей Америке, за исключением Буэнос-Айреса, царит спокойствие под скипетром короля, он призывал чилийцев не повторять былых ошибок, когда страна страдала из-за анархии и безбожия под тиранией своих каудильо, преступных революционных вождей[553]. В этом воззвании было заметно беспокойство властей, не чувствовавших поддержки населения.

В начале 1816 г. в Чили и в Перу была объявлена тревога в связи с появлением в водах тихоокеанского побережья судов патриотов, снаряженных в Буэнос-Айресе. Это были два судна под командованием Г. Брауна. Их целью были «корсарские» налеты на контролируемые испанцами порты, перехват судов и разбой на море для дезорганизации связи Перу и Чили. Корабли под флагом Буэнос-Айреса доходили до эквадорского побережья, доставляя немало