Стихотворения в пяти томах - Мирра Александровна Лохвицкая

class="v">Ах, что это?

БАЛЬКИС:

    Твоя невеста, милый.

ГИАЦИНТ:

Что с ней? Что с ней?

БАЛЬКИС:

    Пустое, мой дружок.

Немного кожи с ног сдирают, верно,

И жгут слегка на медленном огне.

Целуй меня. Да не дрожи так сильно.

ГИАЦИНТ:

Прости ее, царица, о, прости!

БАЛЬКИС:

Простить ее? Когда на ней, быть может,

Еще горят лобзания твои!

Ведь ты ласкал ее? Как ты бледнеешь!

Смотри мне в очи. Ты любил ее?

ГИАЦИНТ:

Да… нет… не знаю… я тебя люблю.

БАЛЬКИС:

Так пусть ее стенания и крики

Не охладят восторга ласк твоих.

ГИАЦИНТ:

Мне жаль ее.

БАЛЬКИС:

    А! Ты ее жалеешь.

Ступай же к ней, возлюбленной твоей.

Ты можешь ей желанную победу

Купить ценою собственной крови.

ГИАЦИНТ:

Как, умереть теперь, сейчас?

БАЛЬКИС:

      Решайся.

ГИАЦИНТ:

Я жить хочу! О, милая Балькис,

Уйдем со мной, уйдем от этих криков!

Тебя одну люблю я…

БАЛЬКИС:

      Лжец и трус!

Скажи мне! Есть в тебе, о, нет, не сердце,

Но хоть намек ничтожный на него?

Хоть искра правды, слабый отблеск света,

Что просвещает каждое созданье,

Носящее названье – человек?

И я тебя любила! Но – довольно,

С тобой я кончила.

ГИАЦИНТ:

      Балькис, Балькис!

БАЛЬКИС:

Молчи и жди. Теперь посмотрим снова

Избранницу достойную твою.

(Обращаясь к рабу).

Ввести ее.

(ГИАЦИНТУ).

    Да, кстати, я, желая

Твою любовь к несчастной испытать,

Лгала тебе, выдумывая пытки.

На деле же ее лишь бичевали.

(Рабы вводят пленницу).

КОМОС: (падая на колени)

О, смилуйся!

БАЛЬКИС:

    Как скоро ты смирилась!

У ног моих? Вот это я люблю.

КОМОС:

О, смилуйся и отпусти, царица,

Меня домой, на родину мою.

БАЛЬКИС:

Соскучилась ты очень по баранам?

Нет, милая, ты пленница моя

И ею ты останешься навеки.

И будешь ты каменьями цветными

Мне волосы красиво убирать,

Плоды мне подавать, вином душистым

Мой кубок наполнять, ходить за мной

Услужливой, покорной, робкой тенью.

Согласна ты?

КОМОС:

    О, да, царица, да!

БАЛЬКИС:

Но я еще не кончила, – ты будешь

Мне каждый вечер ноги умывать.

Согласна ты?

КОМОС:

    Исполню все, царица,

Покорна я.

БАЛЬКИС:

    Еще бы нет! Рабыня!

(Приподнимая край своей одежды).

Ты посмотри, какая красота,

Какая прелесть женственных изгибов.

Я вспомнила: однажды некий царь

Невольно внял злокозненным наветам.

Мои враги, оклеветав меня,

Ему сказали: знай, колдунья – Саба,

До пояса лишь женщина она,

А ноги сплошь покрыты красной шерстью

С копытами козлиными. И, вняв

Наветам хитрым, повелел Премудрый

В своем дворце хрустальный сделать пол

И во тот покой ввести меня. Мгновенно

Раздвинулись пурпурные завесы,

И я увидела великий трон,

Как посредине озера стоящий,

Где восседал в роскошном одеянье

Возлюбленный и звал меня к себе.

И вот, движеньем смелым и стыдливым

Приподняла я легкий мой наряд

И обнажила стройные две ножки,

Подобные жемчужинам морским,

Сокрытым в недрах раковин цветистых

Иль лепестком благоуханных лилий,

Белеющих в волнах дамасских вод.

Но возвратимся вновь к малютке Комос.

Согласна ты покорной быть рабой,

Но я еще не все договорила.

Не мне одной, а нам служить ты будешь –

(Указывая на Гиацинта).

Ему и мне; присутствовать всегда

При наших играх, ласках и забавах,

И сказками наш отдых услаждать.

Ты будешь нам ко сну готовить ложе,

До утра бдеть над нашим изголовьем

И опахалом, веющим прохладой,

Нам навевать блаженные мечты.

Что ж ты молчишь?

КОМОС:

    Я слушаю, царица.

БАЛЬКИС:

Ты, может быть, не поняла меня?

КОМОС:

Все поняла, и я на все готова.

БАЛЬКИС:

И ты зовешься женщиной! И ты

Не бросилась и в бешенстве ревнивом

В мое лицо ногтями не впилась?!

Но неужели там, у вас, в Элладе,

Все женщины так тупы и мертвы?

Иль недоступны низменным созданьям

Ни ненависть, ни ревность, ни любовь?

Но, может быть, ты умысел коварный

Таишь с кинжалом, скрытым на груди?

Хитришь со мной, чтоб лучше провести

И отплатить за униженье смертью?

Скорей, сейчас же обыскать ее!

КОМОС:

Нет ничего. Гречанка безоружна.

БАЛЬКИС:

Нет ничего? Тем хуже для нее.

О, жалкое и слабое созданье,

Бессильна я пред низостью твоей!

Тебя страшат лишь мелкие страданья

Ничтожной плоти. Рабская душа

Все вынести безропотно готова,

Чтоб только плоть ничтожную сберечь.

Будь я тобой, – я и в цепях сумела б

Соперницу словами истерзать,

На пытке ей в лицо бы хохотала,

Я б ей кричала: жги и мучай тело,

Хранящее следы любимых ласк,

Ты не сожжешь о них воспоминанья.

Оно живет и будет жить во мне,

Пока последний, слабый луч сознанья

Не отлетит с дыханием моим.

Будь я тобой! О, жалкое созданье,