Дайсё-ян. Книга первая. - Лер

- Хорошо, мамочка, я поняла. Не думай, что твоя дочь настолько тупа и безнадёжна. Какой будет сценарий? – изображая саму невинность, вопрошаю у девушки. – Мне сразу каяться во всех смертных грехах, или подождать, пока не начнут колоть?

Маша, уже привычным жестом, щёлкает меня по носу своим ноготком указательного пальца, и тихим, ласковым голосом, с милой улыбкой на губах, предупреждает:

- Убью!

Очередь изображать оскорблённую во глубине чувств.

- За что?! – восклицаю я, впрочем, не делая резких движений. Действительно, прибьёт ещё, ненароком… С её то силой. Один нокаут я уже пережил, сегодня. С трудом. Добавки не хочется.

Между тем, лифт останавливается на требуемом этаже, а его двери распахиваются. Маше приходится разжать свои объятия, чтобы народ, присутствующий в холле, чего непотребного не подумал на наш счёт.

А людей тут собралось прилично. Различных национальностей и возрастов. От одиночек до целых семей, ожидающих своей очереди.

Маша, не обращая внимания на присутствующих, под пробирающими до костей, взглядами – от равнодушных, до откровенно осуждающих - берёт меня за руку, и уверенно прокладывая дорогу, сквозь людскую массу, ведёт к нужной двери под номером «629».

Заходим внутрь. В царство страхов и несбывшихся надежд.

Большое помещение. Два ряда столов, разделённые невысокими перегородками. За каждым – сотрудник в униформе.

- К мистеру Трэвису, на двенадцать часов. – громко произносит Маша, и оглядывает кабинет, в поисках нужного нам человека.

В помещении воцаряется тишина, а все взгляды устремляются на нас.

«Похоже, никто не ожидал увидеть здесь столь именитую особу» - размышляю я, когда пара десятков любопытных глаз устремляет на нас свой взор. – «А Маша – само спокойствие»

- Прошу сюда. – откликается на свою фамилию полный мужчина, «за сорок». Лысина на затылке, глубокие складки на лице и лбу. Типичный американец, считающий свою работу лучшей в мире и в ней же погрязший.

Проходим к указанному столу, занимаем стулья напротив. На этот раз внимательно слежу за глазами девушки, поэтому, момент, когда они, после того, как девушка улыбается инспектору, вспыхивают, не остаётся незамеченным мною.

«Как бы узнать, что это значит?» - задумываюсь я о необычном свойстве Машиных очей. – «На какой эффект она рассчитывает, так ими сверкая? Мужики, итак перед ней стелятся, сражённые её красотой и, если верить девушке, гормональным коктейлем» - в чём я убедился, на примере администратора на ресепшене. – «Да и девчонки не отстают, судя по реакции ЮнМи. Какой-нибудь зомбирующий эффект? Позволяющий добиться желаемого от собеседника? Похоже на правду. Вон, как ловко она обработала этого Брина…»

Додумать не успеваю, потому что, мои мысли грубо прерывает Маша, ощутимо пнув носком своей туфельки ЮнМи по голени.

- ЮнМи, - обращается ко мне девушка, - ты ведь сдавала в Корее экзамен на знание английского?

- Да, - едва сдерживая слёзы, от внезапной боли, выдавливаю я из себя ответ. – По «TOEIC» я набрала 999 баллов.

- Превосходно! – произносит инспектор. При этом, замечаю, что держится он чуть лучше, чем наш предыдущий собеседник. Не нервничает и не потеет, хотя, то и дело съезжающий, в сторону Маши, взгляд его выдаёт. - Значит, госпожа Пак, Вы сможете самостоятельно заполнить форму «i-589»? Это анкета на подачу прошения на политическое убежище.

Он кладёт передо мной тонкую пачку листков, сверху придавливает авторучкой.

- Пока Вы не начали заполнять анкету, расскажите немного о себе. – с внезапной просьбой обращается ко мне инспектор. – Я должен составить общую картину, по вашему случаю.

Чувствую, как Маша повторно меня пинает. На этот раз немного слабее, но всё равно, болезненно. Стискиваю зубы, в попытке сдержать подступающие эмоции, и поднимаю взгляд на инспектора.

- Меня… Меня…

Снова Маша. Она кладёт ладонь на моё предплечье, и ласковым голосом произносит:

- ЮнМи, не переживай, страшное уже позади. Ты в безопасности.

В моей груди сжимаются тиски, от чего перехватывает дыхание, и сдерживать натиск слёз становится больше невозможно.

Сижу, периодически пожёвывая кончик ручки, корпею над анкетой. Двенадцать листов, и каждый требует заполнения. Оставлять пустые строчки недопустимо. Везде, где я не знаю ответа или вопрос ко мне не относится, нужно ставить «NONE» или «N/A». Иначе, машина, которой скармливают эти данные, откажется переварить биографию просительницы по фамилии Пак, и придётся начинать всё сначала.

После моего «водопада слёз», когда, несколько ошарашенный инспектор Трэвис, дважды бегал к кулеру, за водой для зарёванной посетительницы, а Маша делала вид, что меня успокаивает, всё как-то само собой пошло по нужным нам рельсам. Моя несдержанность вкупе с Машиным обольщением, сделали своё чёрное дело. Инспектор Трэвис, из матёрого клерка, закалённого в перманентных сражениях с, ежедневно осаждаемыми его стол, беженцами, превратился в участливого представителя сильной половины человечества, желающего помочь двум симпатичным гостьям всеми доступными ему средствами. По этому, когда Маша, запричитала о своей забывчивости, упомянув об, впопыхах оставленных дома, документах, он был не против отпустить девушку восвояси, пообещав позаботиться обо мне до её возвращения.

Мария незаметно выскальзывает за дверь, напоследок, строго-настрого наказывая мне вести себя подобающе, и заверяя в своём скором возвращении. Её взгляд, которым девушка одаривает меня, на прощание, говорит красноречивее тысячи слов.

А я остаюсь один на один с американской бюрократической машиной.

«Вот ведь - коза!» - возмущённо думаю о своей мучительнице, вписывая в анкету очередные данные о себе любимом. – «Специально до слёз довела. Видимо, для создания правдоподобного образа замученного режимом корейского подростка. Ну ничего, вернёмся домой, я тебе покажу, как Юркина обижать! Все твои платья зелёнкой оболью!» - представляю я себе, как это будет выглядеть, и усмехаюсь наивности собственных мыслей.

Ничего я ей не сделаю. После всех своих косяков, Маша имеет полное моральное право пинать меня ещё очень продолжительное время. Без каких-либо последствий для себя. Конечно, распускать руки я ей не позволю, но вину свою нужно как-то искуплять. Меняться, в её глазах.

Что там про арку персонажа сказано? По канонам жанра, герой, после неких событий, не обязательно взаимодействующих непосредственно с персонажем, достаточно простого наблюдения, обязан осознать и измениться. В какую сторону, правда, дело личного выбора писателя. Иначе, без развития личности, персонаж перестанет быть интересен читателям.

Я герой? – допустим. Случился же со мной этот перенос в чужое тело, значит, гожусь на почётное звание. Правда, никому я не интересен, даже, если когда-нибудь напишу про себя мемуары. Не книжный я персонаж, а самый обычный парень, волею судьбы занесённый чёрте куда. Рылом не вышел.