Альманах «Российский колокол» №2 2021 - Альманах Российский колокол

– Нам Галина Ивановна говорила, что наши медведи – самые лучшие и добрые! Живут и спят в берлоге. Похлебку не варят, у них нет печки, а кушают ягоды и мед. – Настенька из-за возникших противоречий в ее маленькой головке недоуменно и испуганно смотрела на отца, не понимая причины его нарастающей и как-то передающейся ей тревоги.

– Пойдем-ка, Настёна, к маме. Заждалась нас и, наверное, приготовила что-нибудь вкусненькое!

Он оглянулся на медведицу, которая, как ему показалось, уже обнаружила их.

Андрей посадил на плечи дочь и зашагал к зимовью. Та всем хрупким тельцем извивалась в поддерживающих ее руках отца и, оглядываясь, махала медвежатам.

– Пап, зачем дяди в книжках рассказывают неправду! И дедушка Лев тоже. Напиши ему, чтобы он так больше не делал!

Настенька горько расплакалась.

Видя спешное возвращение мужа и слезы дочери, Ольга забеспокоилась.

– Что случилось?!

Андрей мимикой показал ей, чтобы та замолчала. Раздев малышку, вытер рукавом рубашки ее горючие ручейки и усадил за столик.

– Предлагаю, мама Оля, напоить нас вкусным чаем. Хотим варенья с горкой и сладких пирожков, – он, как ни в чем не бывало, весело, беззаботно высказал их с дочкой пожелания и принялся помогать жене. Пыхтящий, ухающий и подпрыгивающий на раскаленной печке чайник источал запах сочных веток таежной смородины. По особому случаю, Ольга насыпала в берестяную вазочку любимых дочкиных конфет «Мишка на севере». И Настенькин мир сразу заискрился радостью.

После чаепития она без умолку болтала с мамой, разбирая пакеты привезенных из дому игрушек и вприпрыжку разнося их по углам и лавкам избушки.

Воспользовавшись подходящей минутой, Андрей заторопился в лес, якобы за валежником. А сам, чтобы не насторожить дочку, незаметно снял с крючка заряженный карабин и вышел. Спрятавшись за пихтушкой, растущей в метре от двери зимовья – пожалели тогда с отцом срубить ее, чуть подросшую, – стал наблюдать, как ведет себя медведица. Та отвела медвежат от поваленного сушняка ближе к косогору. Но еще хорошо было видно, как два неугомонных шоколадных мячика скакали вокруг нее.

«Вот и умница! Нечего нам выяснять отношения при детях».

Пока Андрей отсутствовал, Настя успела сообщить матери о «медвежатках и их большой маме, которые хорошенькие и дружат с человеками». А мама Оля, зная ее бесконечные фантазии, из добрых побуждений – предостеречь дочь – вкратце рассказала ей печальную историю, случившуюся недавно с парнями из их поселка. Через неплотно закрытую дверь Андрею был слышен их разговор. И он огорчился: «Нельзя же бесконечно травмировать психику ребенка! Особенно этим ужасным и редким случаем!»

Осторожно, прячась за деревьями, оглядываясь по сторонам и вслушиваясь в монотонный гул тайги, Андрей направился в сторону медведей. Дойдя до сушняка, по-стариковски радующегося еще неостывшему на его стволе горячему следу резвых медвежат и их захлебывающемуся от веселья дыханию, увидел, как они с треском и ревом кубарем катились вниз по косогору и скрылись за прибрежными кустами ивняка. Постоял, покурил. Неспешно взвел курок и, облокотившись на распростертые сучья-руки, замер, всматриваясь до рези в глазах в неприступную стену утопающего в собственной золотой пыльце соснового бора. Но ничего подозрительного не обнаружил.

Проснувшуюся для новой жизни тайгу наполняли все тот же хор радостно щебечущих птиц, шорох легкого, игривого ветерка да нарастающий рокот самолета.

«Теперь уж переплыли реку, а за нею – малинники. Прошлогодняя ягода осыпалась и в земле растворилась, так хоть молодые листочки пожуют. Тоже кушанье. Там и лосиных троп не считано… Славненько, умница! Если и вернется, то не раньше осени понежить медвежат еще одну спячку под горячим мамкиным брюхом. Завтра же постараюсь отыскать ее берлогу. Где-то неподалеку. Заодно глухариные гнезда проведаю. Скоро самки крепко усядутся на них. Беспокоить – ни-ни! Испугаются, слетят с гнезда – и на вольные хлеба. Этим высиживание и закончится. Эх! Скорее бы на токовище. Но раз уж привез своих любимых глухарочку с глухаренком, придется подождать. Прежде покажу им тайгу весеннюю. Ни в каком кино такой отрады не видывал…»

Прошлой осенью Андрей вымолил две недели отгулов и уже сидел в уазике, грея мотор, когда к нему подошли Тарасов и Тузукин, городские вахтовики-собригадники. Стали проситься в таежную глухомань, показать им токовище, взять с собой на глухариную охоту.

Не хотелось Андрею терять время на них, устраивать охотничий ликбез. Но те настойчиво умоляли, и он согласился. Привез на токовище. Все, что сам знал, рассказал и показал.

– Не спешите, парни, стрелять. Вдоволь наслушайтесь глухариных трелей. Когда еще выпадет вам, да и выпадет ли вообще, такое счастье послушать их вековой давности репертуар! Изначальные аккорды самцов – это что-то вроде четких и раздельных «тэке… тэ-ке». Потом непередаваемые звуки начнут сливаться в короткую трель и… точение: «Скжищи-скжищи-скжищи!» Это и есть их миг божественного, страстного забытья… и глухоты перед безжалостной пулей. Но не будем о грустном. Слушайте глухаря сердцем. Сердцем же запоминайте неподражаемую и так волнующую настоящего охотника песню.

Над токовищем сгущались сумерки. Урман становился темнее и тише. Только чернозобый дрозд нет-нет да и затянет свое немелодичное щебетание, прерываемое трескучей позывкой «ка… ка».

Впереди короткая ночь. Неподалеку от тока разбили палатку. Андрей разложил уютный «токо-костерок». И потянулись тихие беседы за травяным чаем до трех ночи. Но чуть посерело небо, и сразу ёкнула, встревожилась охотничья амосовская душа:

– Ну, мужики, ружья за спины и – вперед!

Они гуськом, крадучись, направились к центру токовища. Услышав нарастающий свист за спиной, Тарасов остановился и боязливо спросил у Андрея:

– Что это?!

Тот чуть слышно, нервно ответил:

– Молчи ты! Говорил же – ни звука! Глухарь летит.

И тут же, обернувшись на лопотание крыльев, увидел красавца самца. Следом за ним пролетели над их головами второй, третий. Потом пятый, седьмой…

«Славненько натокуемся!» Порадовался бывалый охотник. Самцы разлетались по разные стороны и ныряли в густую крону деревьев. Дойдя до места, Андрей услышал первые звуки, скорее напоминающие негромкое щебетание пичужки, чем запев царственного глухаря. И вот уже трели одна за другой выстраивались в стройный мелодичный ряд, несущийся над кронами сосен и настойчиво зовущий на токовище долгожданных подруг – кополух.

Чуть поодаль раздалось уже четкое хоровое глухариное пение нескольких самцов, все учащающееся, сливающееся в стройную страстную мелодию. И вот уже она без остановки переходит на собственно песню, более нежную, пятиколенную «чи-чи фша». Парни рвались к одиночным соснам, намереваясь делать подскоки, но Андрей удержал их, грозя кулаком. И только в первых лучах разгорающейся над тайгой зорьки отпустил торопыг от себя. А сам, затаившись в схроне, продолжал