Афины и Спарта. Борьба за гегемонию в Греции в V в. до н. э. (478-431 гг.) - Владимир Михайлович Строгецкий

Таким образом, в 454—450-е гг. до н. э. в Афинском морском союзе возникло напряженное положение. Оно выражалось в том, что союзники, оказывая сопротивление Афинам, чаще всего отказывались платить форос, но, по-видимому, были и крайние формы неповиновения — выход полисов из лиги. Недовольство союзников было продолжением тех волнений, которые начались в Делосской лиге вскоре после битвы при Эвримедонте и были обусловлены ростом афинской гегемонии. Новое осложнение финансовых и политических отношений между Афинами и их союзниками возникло в обстановке внешнеполитических неудач афинян после 455 г. до н. э. и поражения в Египте. Как показывают списки налогового обложения, это осложнение особенно ярко проявилось в Малой Азии и на островах. Причину, вероятно, нужно видеть в том, что здесь тяжесть бремени афинского господства переплеталась с активизацией проперсидских элементов в городах. Перикл и его окружение стремились добиться разрешения трудностей, возникших в союзе, за счет его реорганизации и путем решительного пресечения возмущения союзников и подавления их восстаний. В этой связи рассмотренные выше мероприятия, касающиеся внутрисоюзных преобразований, и афинские декреты о Милете и Эритрах были важным этапом развития Афинской империи.

Проанализированный нами эпиграфический материал вполне согласуется с данными Фукидида о том, что с 454/3 по 451/50 г. до н. э. афиняне не предпринимали никаких внешнеполитических акций (Thuc., I, 111, 3—112) и что договор о Пятилетнем мире между пелопоннесца-ми и афинянами был заключен по прошествии трех лет (Thuc., I, 112, 1), т. е. в 451/50 г. до н. э.

О заинтересованности афинян в заключении мира со Спартой уже говорилось выше, но возникает вопрос: почему лакедемоняне согласились заключить пятилетний мир? Очевидно, главную причину следует искать в особенностях внешнеполитической ситуации. Во-первых, несмотря на внешнеполитические неудачи, афиняне продолжали сохранять сильные позиции в центральной Греции, и спартанцы, несомненно, осознавали, сколь могущественной организацией стал Афинский морской союз. Во-вторых, лакедемоняне справедливо полагали, что заключение мира с Афинами должно изменить ситуацию в Пелопоннесе в их пользу. Дело в том, что в последнее время значительно усилилась позиция Аргоса. Аргивяне, находясь в союзных отношениях с Афинами, успешно отбили атаку лакедемонян, стремились возвратить Фиреатиду, отторгнутую у них Спартой еще в VI в. до н. э., и, таким образом, являлись главным очагом, сдерживающим спартанскую внешнеполитическую активность. В-третьих, с возвращением из изгнания Кимона и укреплением его положения в Афинах спартанцы надеялись, опираясь на афинские консервативные круги, добиться равновесия сил в Греции.

Итак, по-видимому, в 451 г. до н. э. между Афинами и Спартой был заключен Пятилетний мир на принципах status quo (Thuc., I, 112; Diod., XI, 86, 1; Theop., FGH 115 F 88; Plut. Cim., 18, 1; Per., 10, 4; Aristoph. Ach., 187-190). Главными его условиями были отказ Спарты от поддержки Фив и расторжение афинско-аргосского союза. После этого изолированный в Пелопоннесе Аргос вынужден был пойти на заключение Тридцатилетнего мира со Спартой (Thuc., V, 14, 4; 28, 2; ср.: StV, II, № 143).

3. Кризис в Афинской морской державе и заключение Тридцатилетнего мира со Спартой (450—445 гг. до н. э.)

Заключив Пятилетний мир со Спартой, афиняне развязали себе руки для возобновления войны с Персией и дальнейшего укрепления Афинской морской державы. В 451/50 г. до н. э. они предприняли морской поход против Кипра, являвшегося центром финикийского и персидского господства в восточной части Средиземного моря. Флотом, насчитывавшем 200 афинских и союзнических кораблей, руководил Кимон (Thuc., I, 112, 2—4; Diod., XII, 3-43; Plit. Cim., 18-19, 2; Per., 10, 5, 8; Them., 31, 4; Nep. Cim., 3; Aristod., 13, 1; Isocr., VIII, 86; Aelian. Var. hist., V, 10; Paus., I, 29, 13 sq.)[210].

Данные источников позволяют заключить, что результаты этого похода оказались далеки от желаемых. Несмотря на победу, одержанную афинянами на суше и на море, они, вероятно, не смогли взять города Китий и Саламин, встретили враждебное отношение к себе местного населения, результатом чего был голод, охвативший войско, и, наконец, лишились выдающегося военачальника и политического деятеля Кимона. Контроль над Кипром по-прежнему оставался в руках персов. Это важно иметь в виду, рассматривая проблему Каллиева мира[211].

Самая ранняя информация о Каллиевом мире отражена в речах ораторов IV в. до н. э. При этом Исократ (Isocr., IV, 117, 118, 120; VII, 80; XII, 59), Ликург (Lyc. In Leocr., 73) и Демосфен (Dem., XV, 29; XIX, 273 sq.) говорят о Каллиевом мире как об общеизвестном событии. Трудно себе представить, чтобы ораторы, выступавшие перед широкой аудиторией, выдавали за общеизвестное событие договор о мире между эллинами и варварами, которого в действительности никогда не существовало. Важно в этой связи обратить внимание на свидетельство Демосфена, приводившего в своей речи даже такой факт, как обвинение Каллия в подкупе его персами и наказание его штрафом в 50 талантов (Dem., XIX, 273).

Вместе с тем, признавая аутентичность традиции о Каллиевом мире, мы должны ответить на несколько вопросов. Во-первых, почему у историков классического времени отсутствуют прямые указания на этот мир? Во-вторых, чем объяснить имеющиеся расхождения между отдельными авторами в характеристике условий мира? В-третьих, почему эти расхождения касаются прежде всего определения сухопутных границ эллинских и персидских владений? Так, например, по Исократу, границей, разделяющей персидские и эллинские владения на материке, была определена река Галис (Isocr., VII, 80; XII, 59). Персы не имели права посылать войска к западу от реки, и греки обещали не вторгаться в персидские владения. Однако эта информация не соответствует другим сведениям, согласно которым граница персидских владений устанавливалась на расстоянии трехдневного перехода от моря в глубь материка пешком или однодневного перехода верхом на лошади (Dem., XIX, 273; Plut. Cim., 13, 4; Aristid, XIII, 153; 169; Aristod, 13, 2; Diod., XII, 4, 5). Исократ — единственный, кто проводит границу, разделяющую греческие и персидские владения, по реке Галис. Перед нами, впрочем, явное преувеличение. По-видимому, Исократ не располагал точными сведениями об установленных Каллиевым миром сухопутных границах, отделяющих эллинские владения от персидских. Противопоставляя этот мир Анталкидову, он стремился выдать желаемое за действительное. Река Галис с древних времен считалась границей, отделяющей Запад от Востока (ср.: Hdt., I, 72; 103; 130).

Внимательное изучение традиции о Каллиевом мире позволяет предположить, что во время переговоров между афинянами и персами не были установлены конкретные сухопутные границы, разделяющие владения эллинов и варваров. Это вполне очевидно. Во-первых, рассмотренные нами выше афинские