Алексей Козлов. Преданный разведчик - Александр Юльевич Бондаренко

Имеем право предположить: беспокойство «Дубравина» было вызвано ещё и тем, что он знал, что он определённым образом нарушает установленные правила. Алексей Михайлович сам нам о том сказал, повествуя о своём долгом пути из Москвы на Дальний Восток через Южную Азию, а оттуда – через Европу на самый юг Африканского континента: «Всё это было не так просто: у меня были, во-первых, различные шифры, во-вторых – различные волны для приёма радиопередач Центра, потому что те же Гонконг и ЮАР – различные часовые пояса, две большие разницы. Многое пришлось записывать, делать себе заметки, это хреново было, но без этого не обойдёшься».

К этим самым заметкам нам вскоре придётся вернуться, а пока продолжаем рассказ Алексея Михайловича:

«– В ЮАР я был очень коротко, потому что почти сразу вылетел в Намибию, а там я заметил за собой наружное наблюдение…

– Ничего подобного раньше не было?

– Никогда! Но тут проверился и увидел. Этого я никак не ожидал! Кстати, для наружного наблюдения спецслужбы там используют и чёрных… “Наружку” я увидел, но бежать мне было некуда – из Намибии можно было вернуться только в ЮАР. Разве что идти до Анголы пешком, через пустыню – 3,5 тысячи километров. Но я не знал этой дороги, да и со львами и змеями мне как-то не хотелось встречаться. Вот и вылетел в Йоханнесбург»[192].

Как это назвать? Мышеловка, западня? Произошло что-то непонятное, опасное, а ему никуда отсюда не деться, он как в загоне, откуда выход может быть только один – прямо в руки контрразведки…

И опять наш разговор с Алексеем Михайловичем, самый-самый первоисточник изложения произошедших событий, за достоверность записи которого, к тому же, мы ручаемся. «Дубравин» вспоминал: «Так вот, когда самолет прилетел в Йоханнесбург, я увидел в иллюминатор, как к нам направляется чёрная машина, типа “Волги”, с синим “маячком”. И я сразу понял, что это за мной – так или иначе, есть у человека “шестое чувство”. К тому же наружное наблюдение… Из машины вышел, как я потом узнал, генерал Бродерик, заместитель директора контрразведки ЮАР. Неплохой, интеллигентный мужик такой был. Он показал мне свое удостоверение и сказал, что я арестован»[193].

Это был день 28 июля.

Мир тогда не содрогнулся, хотя и был арестован человек, который действительно его, этот мир, спасал – по крайней мере, помогал человечеству не сделать ещё один шаг к той роковой черте, за которой мог начаться ядерный кошмар.

Ну и что, что Южно-Африканская Республика находится на краю Африки? Это же не 1945 год, когда Соединённые Штаты, обладая исключительной монополией на ядерную бомбу, могли преспокойно и безнаказанно уничтожать мирные японские города. Теперь, когда атомное оружие по-тихому расползалось по планете, кто-нибудь да решил бы прийти на помощь потенциальной жертве «апартеидского» режима. Недаром же страны, соседствовавшие с ЮАР и Родезией – Ангола, Мозамбик и ещё несколько других, именовались в то время «прифронтовыми государствами», хотя никакой войны тогда и не было. Однако возможность, что называется, «маленькой победоносной войны» с давних времён влечёт к себе мысли власть имущих, особенно когда у них не очень ладятся внутренние дела…

А ведь дела в Южно-Африканской Республике действительно не ладились. Чернокожему населению всё больше надоедало быть людьми второго сорта – точнее, даже не людьми, но второсортными существами, и в стране разгоралось то, что в наших, советских, новостях и политинформациях именовалось «национально-освободительным движением». 16 июня 1976 года началось восстание учащихся и школьников в Соуэто, юго-западном пригороде Йоханнесбурга, вскоре перекинувшееся на другие города республики и, соответственно, очень жестоко подавляемое. Беспорядки продолжались до конца года, в них погибли сотни человек, многие тысячи получили ранения, но точное число пострадавших остаётся неизвестным, вернее – скрытым… Эти события вызвали негативную реакцию по всему миру.

Как мы сказали, в подобных обстоятельствах непопулярные правительства и стараются поднять свой рейтинг за счёт той самой «маленькой победоносной войны», в начале которой обычно наблюдается всплеск патриотизма, а надежда на её успешное завершение сплачивает нацию. Вот только и с войной у таких правителей обычно не очень-то получается: ни, чтобы маленькая была, ни, тем более, чтобы победоносная по своим результатам, – но экскурсы в историю мы сейчас делать не будем, хотя примеров тому известно немало. Скажем только, что Алексей Козлов честно выполнил свою именно миротворческую миссию. Хотя и тогда, почти за две тысячи лет до описываемых нами событий, когда «множество народа с мечами и кольями» взяли Того, Кого нарекли Спасителем, даже тогда в мире также ничего не произошло; более того, небо не упало на землю и в тот самый страшный момент, когда Его распяли на кресте… Что уж тут говорить про задержание разведчика-нелегала, «рядового в полковничьих погонах», которых он, кстати, никогда и не надевал? (Его «легальные» коллеги хотя бы фотографировались в военной форме для «личного дела» в служебном фотоателье при очередном присвоении воинского звания, а у него и такой возможности не было.) Но всё-таки и Алексей Михайлович пытался спасти человечество – разумеется, своими, оперативными, методами и средствами.

Однако говорить о том, что в день 28 июля 1980 года на Земле ничего особенного не произошло, будет совершенно неверно. Ведь тогда – вот только неизвестно, в какое именно время, и очень возможно, что как раз в тот момент, когда на запястьях «Дубравина» защёлкнулись наручники, – разорвалось сердце совсем уже немолодого человека, Михаила Алексеевича Козлова… Отец разведчика-нелегала, ветеран Великой Отечественной войны, скончался в тот самый день, когда был арестован его сын, ничего о том не зная. Можно, конечно, сказать, что это было какое-то случайное совпадение, но как-то не верится, что оно так – и всё… Уж как-то слишком трагически это всё совпало!

Вернемся к событиям в Йоханнесбурге. В разговоре с Алексеем Михайловичем о тех событиях мы, разумеется, спросили, как он реагировал на произошедшее, что он тогда делал? «Конечно, я потребовал, чтобы меня связали с западногерманским посольством – но они на это просто плюнули. Там ведь всё было, как в нацистской Германии, в точности! У моего следователя полковника Глоя в кабинете висел такой красивый портрет Гитлера – будь здоров! Глой был самый настоящий нацист, поклонник Эрнста Кальтенбруннера[194]…»[195]

…Но вспомните, мы же совсем недавно рассказывали о том, что именно израильтяне помогали этим самым южноафриканским «поклонникам Кальтенбруннера», сидящим в кабинетах, украшенных портретами «Адольфа Алоизовича», создавать собственную атомную бомбу отнюдь не для самообороны от шатавшихся по джунглям повстанцев! Что ж, как говорится – «ничего личного, business only[196]». И даже, скорее, не business, но gesheft[197]…

Между тем, в ту пору, в 1980 году, со времени освобождения Освенцима и Бухенвальда прошло всего-то каких-то 35 лет, многие фронтовики разных армий даже ещё и на пенсию выйти не успели. Но так далеко в прошлое мы заглядывать не будем, зато вспомним некоторые события всего лишь десятилетней, от того времени, давности.

Как мы рассказывали в Главе 6 нашей книги, «10 августа 1970 года в Буэнос-Айресе была арестована и заключена в тюрьму семейная пара Мерконис, советские разведчики-нелегалы, с двумя дочками, старшей из которых было пять лет, младшей – девять месяцев от роду». А вот как описывал начало своего пребывания в тюрьме Вадим Михайлович Мартынов, «Вест», он же – «Олегов»:

«Пробирал жуткий озноб. Во дворе слышались какие-то вопли, лязг стальных дверей, крики охранников. Душераздирающий женский крик. Плач ребёнка. Похоже, девочки. Неужели моя? Что с ними?..

[Дальше следует описание разговора с тюремщиком, и ниже фрагмент из него. – А.Б.]

– Не забывайте, в стране военный режим, и мы можем сделать с вами всё, что нам заблагорассудится. В наших руках ваша жена и дети. Они здесь. Ваша жена уже всё рассказала. Она молодец. Умная. Но если вы будете продолжать упорствовать, то мы пытать, конечно, будем, но сначала не вас. Нет, не вас! Пытать будем ваших детей на глазах у вас и у вашей жены. А тогда посмотрим, что вы предпочтёте: говорить или иметь психически и физически изувеченных детей и ненормальную жену. А ведь она у вас вон какая красивая. Вы же не допустите, чтобы её отдали в казарму солдатам? И если я вас не убедил, это приведёт лишь к тому, что мы вас всех в конце концов прикончим и сбросим в какую-нибудь яму на свалке за городом, с детьми вместе. Вы проиграли. У вас