Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Осенняя сюита» - Альманах Российский колокол

Мне захотелось осмотреть поселение сурков-байбаков и потом уже добраться до одного из лесов, который находится в трёх километрах от села. В этом лесу я не был много десятков лет, хотя рядом приходилось бывать в иные дни по многу раз.

Сурки у нас поселились на южном склоне левого берега нашей большой балки. В первые годы они рыли свои жилища-норы прямо около дороги. Часто можно было видеть стоящего сурка, который с любопытством наблюдал за проезжающей машиной. Но после того как у нор стали появляться проволочные петли, в которые попадались несчастные зверьки, сообщество начало уходить подальше от дороги и от села.

Дальше мой путь пролёг по дну старой балки. Здесь много протоптано тропинок как вдоль, так и поперёк склонов. Везде видны творения рук человеческих. Вот дорога. Терраса поперёк склона уходит от подножия к вершине. Туда, где когда-то односельчане добывали камень и брали песок. Последние пятьдесят лет по ней никто не ездит, и только дождевые и вешние воды режут эту дорогу оврагами и канавами.

Северный склон (правый берег балки) когда-то распахивали. Теперь из-за дороговизны горючего и нехватки людей эти участки заброшены. Судя по растительности, они не используются лет пятнадцать.

– Шарик! Шарик! Иди ко мне, – зову я своего попутчика.

На склоне, в высокой траве – большой муравейник. Его хозяева неторопливо ползают в траве.

– Видишь? Ползают. Значит, ещё будет тепло, – показываю я Шарику рукой на муравьёв.

Посмотрев на меня, пес дёрнул хвостом. Он, наверное, ругал меня за то, что оторвал его от важных собачьих дел из-за каких-то ползающих муравьев.

Солнце пригревало. Туманная дымка оставалась только в балке. В небе кружили вороны. Вдали слышался гул проходящих машин. Вот в такие минуты начинаешь понимать, что человеческая жизнь – мельчайшая частица в мире всеобщего бытия. Поток жизни обойдётся и без нас. Ведь было бесконечное течение времени до нашего рождения, будет и после смерти.

Завиднелись первые деревья осеннего леса. Начали попадаться круги нескошенной и не потравленной скотиной высоченной травы, заросли однолеток клёна и ясеня затрудняли шаг.

Фролово встретило меня тишиной и даже какой-то сонливостью. Лес небольшой. Протянулся он с севера на юг по склонам балки, примыкающей к уже ранее описанной. В своё время этот лес был неплохо обустроен. В трёх местах были отрыты колодцы. Вода выходит на поверхность в верховьях самой балки и одного оврага, примыкающего к ней.

Самое удивительное то, что ручей бежит только в верхней части балки. В южной части леса воды нет, хотя это самое низкое место в лесу. Разность высот – метров двадцать. Но и это ещё не всё.

По старой, чуть заметной дороге я спускаюсь вниз, туда, где должен быть колодец. По этой дороге наши односельчане на лошадях подъезжали к водопою. Всё у них было продумано. Широкий подъезд, площадка и широкий выезд в другую сторону.

Но на дорогах уже растут клёны и дубы, кустарниковые. Здесь давно уже человек не бывал. На дне небольшой балки сейчас болото. В одном месте под свалившимися дубами я увидел остатки сруба колодца. Метров семь вниз по течению – разрушенное бетонное кольцо. Люди ушли. Пришли кабаны, козы и другие жители лесов и полей всей прилегающей округи.

Спускаясь ниже, я заметил, что мой Шарик вдруг отстал от меня и на мой зов никак не хотел идти. Он смотрел, как я шёл по тропе, но с места не трогался.

По притоку ручья я вышел к основному руслу. Лес здесь был редким. Могучие дубы, в обхвате около двух метров, своими корнями крепили склоны и, поднимаясь высоко над землей, как бы подпирали небо с редкими проплывающими тучами. Стояла гнетущая тишина. Лес словно вымер.

По западному склону балки, петляя между деревьями, вверх просматривается траншея времён войны. В двух местах – воронки от взрывов. Чуть дальше, по всей видимости, были землянки. Кое-где сохранились окопы. И тишина.

Я вышел на выровненный участок днища балки. Зелёная лесная трава, не тронутая первыми заморозками, опавшая листва, ручей, а вокруг этой низины – поваленные деревья. И по сравнению с другими участками повала здесь особенно много.

Медленно продвигаясь к низовью лощины, я обратил внимание на то, что ручья не стало. Вернулся назад. Интересно: чем выше, тем больше воды. Колодцы были вообще метров на пять выше этого места, а может, даже и дальше.

На выровненном участке, у южной его части, вода пропадала, тут же заканчивался и сам участок. Дальше глубоким обрывом начинался овраг. Восточный берег оврага отвесной стеной высился над днищем. Из дикого камня, вперемешку с сырой глиной, природа выложила мрачную стену, а внизу струилась вода.

Стоя у обрыва, я почувствовал боль в грудной клетке. Дышалось тяжело, стучало в висках и болела голова. Шарик повизгивал где-то за деревьями. До моего сознания стало доходить, что всё это со мной произошло, как только я сошёл на эту площадку.

16 часов 10 минут. Тринадцатое ноября. Где-то там, над деревьями, светило вечернее осеннее солнце, а здесь была мрачная, всепоглощающая тишина. На этой площадке даже следов зверья не имелось. Выводы?

Низина, много гниющих деревьев, недостаток солнечного света. А может?.. Чтобы не спускаться в яр, как это было в прошлый мой приход (второго ноября), я пошёл вверх по левому склону. Пройдя метров 100–150, я почувствовал, что дышать стало легко, отступили боли в сердце. Всё прошло. Шарик крутился у моих ног. Вот так. Живём и не знаем, что нас окружает.

Вместе с попутчиком мы вышли из леса. Солнце опускалось к горизонту, а вернее, на крыши домов хутора Жданово.

День заканчивался. В поле работал зерновой комбайн. Убирали кукурузу на зерно. На трассе слышен был гул машин. В двух метрах от нас возвышался большой муравейник. В прошлый раз (второго ноября) хозяева огромного общежития ещё суетились.

Я опустился на колени. На самой вершине кучи увидел с десяток муравьёв в неподвижных позах. Они как бы прощались с солнцем и уходящим теплом.

«А ведь недели две такая погода ещё продержится, – мелькнула мысль. – Это хорошо. По нашей бедности лучше бы зимы и совсем не было».

Михаил Юрис

Михаэль Юрис родился в октябре 1941 года в концлагере «Транснистрия» в Бессарабии.

Выходец из литературной семьи (имеет родственные корни с Леоном Юрисом – автором знаменитого «Эксодуса»).

Советский Союз оставил в 1956