Инженер Империи. Дальний Рубеж - Виктор Ступников

— Тяжело… — он вытер лицо, размазав кровь и сажу. — Жгут… но их слишком много. Стена не выдержит. Нужно отходить к амбарам, устраивать последний рубеж.

Он был прав. Наш недостроенный символ надежды трещал по швам. Но отступать было некуда. За нами были старики, женщины, дети.

И тут мой взгляд упал на груду камней, приготовленных для кладки. Обычный известняк. Тот самый, что не мог противостоять магии тварей.

Но что, если его изменить?

Я оттолкнулся от стены и подбежал к груде. На этот раз я не просто представлял защиту. Я представлял оружие. Ядро. Сердцевину. Я вкладывал в камни не непоколебимость, а гнев. Ответный удар.

Я выхватил один из камней из груды. Он был шероховатым и холодным. Я сжал его изо всех сил, чувствуя, как магия из меня перетекает в него, меняя его структуру, наполняя ее силой и… гневом.

— Прочь со стены! — крикнул я Немирову и остальным. — Все отходите!

Они послушались, отползая к баррикадам из телег.

Я размахнулся и швырнул заряженный камень в самую гущу наступающей темной массы.

Камень влетел в строй тварей и… взорвался.

Но это был не взрыв огня и железа. Это была вспышка ослепительно-белого, чистого света. Энергия, которую я вложил в известняк, высвободилась одномоментно, ударив по тварям их же оружием — магией холода, но преображенной, усиленной в сотни раз. Волна инея, острейшего, как бритва, разлетелась во все стороны, пронзая и разрывая тени на части. Десятки мурашей обратились в черную пыль.

Наступила тишина, оглушительная после грохота битвы. Атака захлебнулась. Твари на мгновение отхлынули, будто испугавшись внезапного ответа.

Я стоял, тяжело дыша, чувствуя, как темнеет в глазах. Два мощных выплеска магии опустошили меня почти дотла.

Но мы выстояли. Мы получили нашу минуту.

С запада донесся новый звук — не лай собак и не шипение тварей. Это был мощный, ритмичный гул. Гул работающего завода.

И затем из-за угла амбара выкатилась телега, запряженная парой лошадей. На телеге стоял Петр, его лицо было бледным, но решительным. А рядом с ним, дымился и пыхтел тот самый станок, снятый с фундамента и наскоко прикрученный к повозке. Из его разверстой пасти-воронки вместо дурмана сыпались… металлические стрелы, наконечники, обломки заточенного железа.

— Ваше сиятельство! — закричал Петр, с трудом перекрывая гул машины. — Получилось! Не знаю, как, но получилось!

Станок, работая на износ, выплевывал смертельный дождь из металла прямо в ряды наступающих тварей. Физические обломки, может, и не убивали их насмерть, но калечили, сбивали с ног, отбрасывали назад. Это была не магия, но это была ярость. Ярость человеческого гения, вставшего на защиту своего дома.

И за телегой, с косами, вилами, топорами и самодельными алебардами, шли те, кого мы защищали. Мужики, что только что прятались за баррикадами. Бабы с кипятком и железными котелками. Даже старики с охотничьими рогатинами.

Они молча встали рядом со мной, образуя живую стену. Их глаза были полны не ужаса, а гнева.

Твари отступили еще на шаг. Их бесформенная масса заколебалась, почуяв нечто новое, чего они не встречали прежде. Не просто страх. Не просто магию.

Волю. Волю к жизни.

— ЗА РОДИНУ! — крикнул я хриплым, сорванным голосом.

И живая стена ответила мне грохотом, который был страшнее любого грома:

— УРАААА!!!

И пошла врукопашную.

Их крик был подобен раскату грома, сотрясающему саму землю. Это был не просто боевой клич — это был выплеск всей накопленной ярости, отчаяния и жажды жизни. И он подействовал.

Волна дымных мурашей на мгновение замерла, их бездумное, голодное наступление споткнулось о эту стену из звука и человеческой воли.

Этого мгновения нам хватило.

Живая стена обрушилась на тварей. Это был не строй, не тактика. Это был чистый, яростный хаос. Мужики, вооруженные чем попало, рубили, кололи, били. Бабы ошпаривали тварей кипятком из котелков, а когда вода кончалась — били ими же по осклизлым спинам. Старики, с глазами, горящими безумием былых войн, тыкали в щели между камнями рогатинами, выковыривая забившихся туда мурашей.

Станок на телеге Петра продолжал свою адскую работу, выплевывая смертельный металлический град. Он не убивал массово, но калечил, ослеплял, сбивал с толку, создавая хаос в и без того бесформенной массе противника.

Я вглядывался в гущу боя, пытаясь найти хоть какой-то смысл, хоть какую-то цель в этой атаке. Но видел только разрозненные ряды, рассыпавшиеся под градом раскаленного железа.

Откуда-то с краю раздалась яркая вспышка огня. Факелы зажглись вновь.

Я мельком взглянул туда и увидел торжествующее лицо сестры. Я понял, что у неё получилось с помощью своего дара зажечь факел. И, кажется, этим она всех нас сейчас спасла.

Эффект был мгновенным. Дымные мураши остановились. Их движения стали хаотичными, бесцельными. Они потеряли сплоченность. Они перестали быть армией и снова стали просто дикими, голодными тварями.

Их натиск ослаб.

— ВПЕРЕД! — закричал я, поднимаясь на шаткую баррикаду и выхватывая из рук обессиленного мужика окровавленную косу. — ДОБИВАЕМ! ОНИ РАЗБИТЫ!

Мой крик, полный неподдельной, дикой надежды, вдохнул в людей второе дыхание. Они с новыми силами бросились на растерянных, дезориентированных тварей. Теперь это была не оборона. Это была охота.

Через полчаса все было кончено.

Последние твари были добиты или рассеялись, бесследно растворившись в тенях леса.

Тишина, наступившая после боя, была оглушительной. Ее нарушали лишь тяжелое дыхание выживших, стоны раненых и потрескивание догорающих остатков смолы.

Я стоял, опираясь на древко косы, и смотрел на поле боя. На черную, изъеденную землю. На обугленные остатки тварей. На тела наших павших. Их было не так много, как могло бы быть, но каждый был болезненной занозой в сердце.

Мы выстояли. Мы победили.

Ко мне подошел Петр, его лицо было черным от копоти и сажи, а руки дрожали от перенапряжения.

— Сделали, ваше сиятельство… — прошептал он, с трудом выговаривая слова. — Сделали…

— Да, — мой голос звучал хрипло и устало. — Сделали. Ценой крови. Но сделали.

Я обернулся к людям, которые, обессиленные, опускались на землю или молча смотрели на отвоеванное поле.

— Эта стена, — сказал я громко, чтобы слышали все. — Она спасла нас сегодня. Она дала нам шанс. Она — наш щит. И мы его достроим. Мы сделаем его таким прочным, что никакая тьма его не пробьет. Мы запомним сегодняшний день. И мы больше никогда не будем слабыми.

Я посмотрел на восток, где над лесом поднималась луна, холодная