Мифы о смерти. От островов блаженных и знаков-предвестников до дьявольских рыцарей и дара бессмертия - Клод Лекутё

(AT 551). Также герой может отправиться туда в поисках сверхъестественной женщины, которую он потерял, когда нарушил табу (AT 400B) (таков сюжет истории об Амуре и Психее) или раскрыл другим секрет существования феи (сюжет «Ланваля», AT 400A). Еще один способ — восхождение на стеклянную или хрустальную гору (AT 400C, 471, 530). Этот вариант встречается в романе Ульриха фон Цацикгофена «Ланцелет» (Lanzelet), написанном в начале XII века. В этом романе фея (merfeine, merminne) похищает Ланцелета и уносит его в свою страну, населенную только женщинами и цветущую круглый год. Ее замок находится на круглом, как шар, хрустальном холме с алмазной дверью[389].

Заметное отличие между образным рядом народных сказок и ранними представлениями о загробном мире заключается в смене повествовательной перспективы. В сказках, в отличие от средневековых видений, уже не идет речи о посмертном наказании для грешников: в них не упоминаются адские мучения и нет предостережений живым. Однако очевиден некий общий фон, связывающий сказки и видения, и здесь хорошей иллюстрацией может служить история Годескалька. Мы видим в ней, например, такие элементы, как река ужаса, заимствованная из германской мифологии[390]: «Всю ее поверхность составляли острия и лезвия стального оружия, столь плотно уставленного и переплетенного, что никто не смог бы пересечь ее, не порезавшись». Во время своего путешествия Годескальк подходит к липе, «все ветви которой были покрыты бесчисленным множеством обуви»[391]. Объяснение этому он получает позже, выйдя к полю:

Вся поверхность поля была усеяна колючками, острыми как иглы, жесткими и густыми, как свиная щетина. Это ужасное поле простиралось примерно на две мили. Тот, кто был в обуви, мог пересечь его, оставаясь в полной безопасности, и не израниться, но трудно описать боль и мучения, которые приходилось претерпевать тем, кто шел по нему босиком.

Это описание отражает германское поверье о «посмертных башмаках» (helskor), которые надевали на ноги покойным перед погребением. Этот ритуал сохранился и в фольклоре. Иоганн Адольф Хейл (1849–1927) записал следующую историю:

Как-то раз одна великодушная девушка отдала свою единственную пару обуви бедняку. Когда она умерла, ей пришлось идти босиком через пустошь, поросшую колючим вереском. И тут на кустике вереска перед ней оказались те самые башмаки, что она некогда отдала, и теперь она могла их надеть[392].

В записанной в Мендосе аргентинской сказке зеркало служит проходом в потусторонний мир, причем, чтобы попасть туда, необходимо выполнить определенный ритуал:

У одной женщины умер муж. Пожилая кормилица, которую супруги приютили, потому что она была бедной и бездомной, сказала ей вот что: «В моей деревне говорят, что если в ночь полнолуния встать перед зеркалом с зажженной свечой в левой руке, то можно увидеть покойного, по которому скорбишь. Говорят также, что через зеркало можно отправиться к нему, но я не знаю, получится ли потом вернуться или придется остаться по ту сторону навсегда». Женщина последовала ее совету, увидела, как в глубине зеркала открылась дверь и вошел ее муж. «Отдай мне свечу, закрой глаза и иди прямо», — приказал он ей. Она повиновалась и оказалась рядом с мужем, а затем вышла в дверь, проследовала по длинному темному коридору и приблизилась ко второй двери, которая вела в большой парк, где тек ручей с перекинутым через него мостом. На другой стороне был маленький домик, в котором им предстояло жить вместе. Женщина забеременела и должна была вернуться на землю. Муж сопровождал ее. Она прошла через дверь и вновь оказалась в своей гостиной. Кормилица сказала ей, что ее не было три месяца[393].

Потусторонний мир может иметь и форму могилы, такой образ появляется в одной сардинской сказке:

Проходя мимо могилы безымянного незнакомца, одинокий человек, у которого не было ни семьи, ни друзей, пригласил умершего к себе в гости[394]. И однажды вечером покойник пришел к нему, они вместе приготовили ужин, поели, выпили и хорошо провели время. Затем покойный пригласил своего нового друга прийти к нему с ответным визитом. Через некоторое время мужчина отправился на кладбище, где его ждал пригласивший. Рядом с его могилой был люк, под крышкой которого находилась лестница, ведущая в маленький домик с кухней, гостиной и спальней. Они поужинали и вернулись наверх. Незнакомец сказал: «Когда я приду к тебе в следующий раз, я возьму с собой коня и повозку, потому что тебе будет тяжело идти, и ты переедешь сюда ко мне, поскольку места хватит для двоих». Вернувшись домой, мужчина почувствовал, что конечности его отяжелели, и подумал, что слишком много выпил, однако, взглянув в зеркало, он увидел, что стал совсем седым. Жители деревни сказали ему, что его не было двадцать лет. Однажды он исчез, и никто не знал, что с ним случилось[395].

Здесь примечательно то, что потусторонний мир изображается как бы преддверием загробного. Как и во многих средневековых текстах, умершие продолжают жить так же, как и до смерти. Любопытно, что вход в дом умершего расположен рядом с его могилой. Это наводит на мысль о том, что могила лишь временное пристанище перед окончательным уходом и что дорога та будет дальней, о чем говорит упоминание повозки.

Давайте теперь на примере сказки «Семь воронов» (AT 451) посмотрим, как сохраняются и трансформируются в фольклоре древние мотивы.

Семь братьев, которых проклял отец, превратились в воронов и улетели далеко-далеко. Сестра отправилась искать их и добралась до края земли, где встретила солнце, луну и звезды. Вечерняя звезда дала ей косточку и сказала: «Без нее ты не откроешь стеклянную гору, в которой находятся твои братья». Девочка подошла к границе потустороннего мира, что имеет в этой сказке форму стеклянной горы. Косточку она потеряла по дороге, поэтому, когда нашла дверь, она отрезала свой мизинчик и открыла ее им. Пришел гном и накрыл на стол, девочка села и поела, не дожидаясь возвращения братьев. Когда те сели за стол, они спросили, кто пил из их чашек и ел из их тарелок. «Если бы только Бог мог сделать так, чтобы наша сестричка была здесь, — сказал седьмой брат, — тогда мы были бы свободны». Девочка вышла из своего укрытия (она подслушивала за дверью), и вороны вновь приняли человеческий облик и вернулись домой[396].

Семь воронов. Иллюстрация неизв. худ., 1883 г.

New York Public Library Digital Collections

Какие элементы здесь указывают на то, что эта сказка на самом деле рассказывает о путешествии