История частной жизни. Том 5: От I Мировой войны до конца XX века - Филипп Арьес

эти неполные, так как многие психические расстройства проявились лишь месяцы спустя после возвращения к мирной жизни). С юридической точки зрения этой войны не было. Речь шла об «операциях по поддержанию порядка». Придется ждать двадцать лет, чтобы инвалидность перестала считаться полученной «в мирное время». Не будет преувеличением говорить о молчании поколения. Вернувшись с войны, ветераны столкнулись с безразличием. Вот несколько свидетельств. «Война, на какой бы стадии она ни находилась, для нашего окружения закончилась в тот момент, когда мы возвращались. Было принято считать, что мы „проходили военную службу в Алжире“. Служба немного затянулась, вот и все». «Все условились говорить, что мы стали жертвами „грязной войны“. В этой роли не было ничего героического. В любом случае зачем рассказывать о том, что мы пережили, если нас никто не слушал? Да и нам самим хотелось говорить о чем-нибудь другом». «Мы, раненые, не имели права ни на какое внимание. Единственный, кто меня посетил в госпитале, был унтер-офицер — для галочки. Он спросил меня, не искалечил ли я себя нарочно… Единственные, кто мог бы что-то сказать, не могут этого сделать — они погибли» (слова сержанта инженерных войск, который потерял ногу, подорвавшись на забытой французской мине). Кто помнит, что 16 октября 1977 года неизвестный солдат из Северной Африки был перезахоронен в некрополе Нотр-Дам-де-Лорет в Па-де-Кале? Кто вообще знает о существовании этого мемориала? Это была неоднозначная война. Были не только репрессии, убийства, пытки (сколько жертв среди алжирцев? По разным оценкам, от пятисот тысяч до миллиона). Были также SAS (специальные административные отделы), боровшиеся с неграмотностью местного населения, наивно, но искренне полагавшие, что следует продолжать «благое» дело колонизации. Вот свидетельство: «Быть учителем и солдатом иногда просто невозможно. Случалось, что после уроков ночью меня посылали на операцию, и в стане противника я замечал своих учеников». Для многих это было знакомство с третьим миром. «Узнать, что страна, в которую мы прибыли в 1830 году, до такой степени неразвита, для меня было шоком». В противоположность войне в Индокитае, которую вели наемники (часто выходцы из Северной Африки), на войне в Алжире воевали призывники, часто жертвы, иногда палачи; они были брошены в бой, который не одобряли ни США, ни СССР. «Это был очень положительный персональный опыт. Война без конца» (Ж. Ширак). «Опыт», воспоминания о котором надо держать в секрете.

Вьетнам

Американская война во Вьетнаме тоже относится к категории замалчиваемых. После утверждения о том, что судьба «свободного мира» решается в Юго-Восточной Азии согласно «принципу домино», Соединенные Штаты сняли с себя обязательства, все мы помним, как именно. Отзвуки Вьетнама сопровождали всю политику США в десятилетие, последовавшее за бесславным уходом американцев оттуда. Именно вьетнамская война объясняет вторжение на Гренаду в октябре 1983 года (цель была выбрана не случайно) и недомолвки в Сенате по поводу возможной интервенции в Никарагуа. В ноябре 1982 года, через семь лет после окончания войны, 15 000 участников боев устроили шествие в Вашингтоне по случаю открытия памятника в честь ветеранов. На длинной стене из черного мрамора, наполовину в земле, высечены имена 57 939 американцев, погибших или пропавших без вести во Вьетнаме в 1959–1975 годах. Ветераны бедствовали. Им не давали никаких университетских стипендий, какие получали участники II Мировой войны или те, кто воевал в Корее. Трудности возвращения в мирную жизнь не всегда удавалось преодолеть: в 1983 году 630 000 участников войны во Вьетнаме не имеют работы, 600 000 нуждаются в психологической или психиатрической помощи. Уровень разводов, алкоголизма, наркомании, преступности среди них значительно превышал норму. «Понадобилась триумфальная встреча 55 тегеранских заложников в январе 1981 года, чтобы Америка поняла, как холодно она встретила 3 780 000 солдат, видевших пожары в Юго-Восточной Азии» (Д. Грамон). «Левые ненавидели нас за то, что мы убивали, а правые — за то, что убивали недостаточно». Молчание властей, которым за многое следует просить прощения, — тотальное незнание южноазиатского мира, несостоятельность теории «принципа домино», потому что после ухода американских солдат разразилась третья война в Индокитае, и т. д. — так вот, это молчание шло вразрез с шумом, поднятым в СМИ. Война во Вьетнаме возбуждала воображение американцев: за десять лет о ней написаны двести романов, сняты десятки телевизионных документальных и множество художественных фильмов, в том числе «Апокалипсис сегодня» и «Охотник на оленей». Герои этих произведений, уцелевшие на войне солдаты, в лучшем случае просто остались в живых, в худшем — сошли с ума. Однако американская система разворачивает в свою сторону все, даже стыд и угрызения совести. В мае 1985 года на экраны выходит фильм «Первая кровь» и за первый месяц проката приносит 85 миллионов долларов (при бюджете в 27 миллионов). Герой фильма Рэмбо — мститель, исправляющий несправедливость по отношению к воевавшим во Вьетнаме, уничтожающий орды советских и вьетнамских коммунистов, утверждая, что война была проиграна из-за «удара в спину», нанесенного политиками, — вызвал энтузиазм президента Рейгана.

МЕСТА ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Анус мунди

Из рассказа Кафки «В исправительной колонии», вышедшего в свет в 1919 году, мы возьмем лишь два момента. Один заключенный должен быть первым казнен при помощи сложной машины, изобретенной бывшим комендантом острова. Заключенный не представал перед судом, и ему даже не сообщили приговора. Машина должна была процарапать на груди приговоренного слова «Чти начальника своего». В «Дневнике доктора Кремера из Освенцима» читаем запись, сделанную 5 сентября 1942 года: «Сегодня во второй половине дня я присутствовал на специальной операции с заключенными в женском лагере. Доктор Тило был прав сегодня утром, сказав, что мы находимся в анус мунди». Как только мы начинаем вспоминать концлагеря, первым делом приходит на ум слово «бесчеловечный». Тем не менее их придумали и воплотили в жизнь люди. Другие люди — ничтожное меныпинствр узников — выжили и свидетельствовали о том, что там было. Несмотря на то что нацисты избегали точных формулировок, довольствуясь неясным термином «окончательное решение», несмотря на то что в основе системы концлагерей лежала тайна и все делалось для уничтожения любых следов, тайну им сохранить не удалось. О том, что ад находится на земле, известно было давно. Подменив собой Бога, Великий инквизитор, предвосхищая Страшный суд, проклинал еретиков и отправлял их на костер. Освенцим, ГУЛАГ, «исчезновения» людей в Латинской Америке — это последние воплощения зла на его трагическом пути. Однако власть тоталитарной идеологии, выражаясь словами историка Мартина Малиа, как представляется, привносит нечто новое в историю дегуманизации: она имеет своей целью лишить человека важнейшего — его идентичности, сущности.

Ханна Арендт, ученица Хайдеггера и Ясперса, автор диссертации «Понятие любви у Августина», абстрагируясь от хайдеггеровской нормы («мыслитель должен жить