Мой случайный муж - Анастасия Градцева

Меня передергивает от резкого, невозможного отвращения.

Как это все мерзко, господи.

— Ты ему всю жизнь разрушил, — тихо говорю я. — Его жена бросила, имущество все ушло с молотка, и в бизнес ему теперь нельзя идти с такой репутацией.

— Ну да. Еще скажи, что он с голоду помирает, — хмыкает папа. — Ни за что не поверю, что Рейнгард не припрятал себе денег. Он все же не дурак.

— Он тебе верил.

— Зря. Это бизнес, тут каждый сам за себя. Пусть скажет спасибо, что только посадили.

Только…

У Глеба была красивая жена. В сотни раз красивее меня. На одной фотографии он так счастливо улыбался, приобнимая ее за тонкую талию. Вряд ли эта идеальная стерва его любила, но он ее явно любил.

Как он мне тогда сказал? Я уже был женат на такой, как ты, и больше не хочу?

Горло перехватывает с такой силой, что я едва не задыхаюсь.

Я даже злиться на Глеба не могу за то, что он задумал отомстить отцу с моей помощью. За то, что держал около себя, трахал, позволил влюбиться и не говорил при этом ни слова правды.

Интересно, что он хотел от папы в обмен на меня?

Возврата всех денег? Восстановления репутации?

А может, он просто в какой-то момент пристрелил бы меня и отправил папе по частям?

Меня передергивает. По спине пробегает холодок.

Глеб, которого я знаю, так никогда бы не поступил.

Но настоящего Глеба я никогда и не знала.

Суровый, но добродушный лесник Васнецов меня бы и пальцем не тронул.

А вот жесткий, отсидевший в тюрьме несколько лет олигарх Рейнгард — вполне возможно.

Особенно учитывая то, что именно мой папа сломал ему жизнь.

Я отворачиваюсь, мне здесь душно и дышать нечем. А вокруг стекло, вода и эти безмозглые отвратительные рыбы.

— Не бойся. Он больше ничего тебе не сделает, — говорит папа. — Обещаю.

Я вдруг безумно хочу вернуться во вчерашний день. В тот момент, когда я сидела в машине и смотрела на Глеба, зная, что скоро от него сбегу.

Я поцеловала его в щеку на прощание.

Сейчас я поцеловала бы его в губы.

Обняла бы.

Сказала бы, что мне было хорошо в его доме. С ним.

Пусть даже это все от начала до конца было одной большой ложью.

— Пап.

— Да?

— Я ведь могу это все рассказать, — с трудом выговариваю я, потому что голова идет кругом. — Рассказать всю правду об этом деле.

— Кому, милая? — с какой-то оскорбительной жалостью интересуется папа. — Думаешь, за это время сохранились хоть какие-то доказательства?

— Если поискать, найти можно все.

— Ты слишком плохо думаешь о наших юристах. Или обо мне.

Я молчу.

Он тоже.

Как ни мерзко признавать, но папа прав. С его опытом, связями и возможностями он наверняка подстраховался так, что ничего уже не докажешь.

А даже если и да, чем это поможет? Кто вернет Глебу проведенные в тюрьме несколько лет и репутацию? Это все утеряно навсегда.

А я накрепко связана с его потерей.

Я дочь своего отца, и от этой вины мне никогда не отмыться.

— Как дела у Нюты? — вдруг спрашиваю я.

Папа вздрагивает, недоуменно хмурится.

Не понимает такого резкого перевода темы.

— Не знаю.

— Ты с ней не связывался?

— Зачем?

Действительно, зачем? Она всего лишь его младшая дочь.

— Вдруг у нее проблемы, — угрюмо предполагаю я. — Например, денег нет.

Я теперь по себе знаю, что это такое — оказаться на улице с заблокированными карточками.

Конечно, есть шанс, что Нюте поможет Яр, но кто его знает. Вдруг этот кобель наигрался с ней и бросил.

— С деньгами у твоей сестры все в порядке, — холодно отвечает папа. — Я создал счет на ее имя и перевел туда достойную сумму. Теперь я ей ничего не должен, пусть живет как знает.

Ничего себе.

Вот это подарок судьбы.

— А можно мне тоже так! — вырывается у меня.

— Нет. — Папа качает головой. — Твоя сестра изначально была бесполезной. А в тебя мы вложили много сил и средств, милая. Тебя я никуда не отпущу.

В этот момент я опять, как в детстве, остро ненавижу Нюту.

Она не просто сбежала из семьи, она еще и денег получила. И ее никто не будет преследовать — она не нужна родителям, потому что бесполезна для семейного бизнеса.

Почему я не такая?!

Какого хрена я всю жизнь старалась быть лучшей, старалась угодить папе, старалась поддерживать маму, стремилась быть самой умной, самой успешной, самой красивой, предметом общей гордости…

А теперь все это обернулось против меня.

Я устало думаю о том, что судя по всему дурой в нашей семье всегда была я. Не Нюта.

Она как раз поступила умнее и получила себе свободу, деньги и моего жениха.

Впрочем, Яра я бы не взяла обратно, даже если бы мне Нюта его в подарочной упаковке притащила.

Не к месту вспоминаю слова Глеба о том, что Яр побоялся того, что я ему голову откушу, поэтому и сбежал. А когда я возразила, что я и ему могу что-нибудь откусить, Глеб заверил, что с ним не так легко справиться.

С моих губ слетает нервный смешок.

Глеб вообще меня часто смешил. Ему это удавалось очень легко. Правда, и выбешивал он меня так же быстро — буквально одним словом мог до белого каления довести.

— Леля? — спрашивает папа, которого явно обеспокоил мой внезапный смех. — С тобой все в порядке?

— Нет.

— Ничего, ты сейчас успокоишься, восстановишься, и все будет хорошо.

— Не будет, — честно говорю я.

Хорошо уже было.