Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть. 1917—1918 - Ричард Эдгар Пайпс

на 28 августа Исполком, по предложению меньшевиков, решил создать Комитет по борьбе с контрреволюцией. И, поскольку единственной силой, которую мог привлечь Исполком, была боевая организация большевиков, большевики оказались в роли руководителей вооруженных формирований Совета{432}. Таким образом вчерашние поджигатели превратились в пожарную команду. Керенский обратился к большевикам и напрямую, попросив их оказать помощь в борьбе с Корниловым, используя значительно возросшее к тому времени их влияние в солдатской среде{433}. Его агент, побывавший на крейсере «Аврора», призвал матросов, известных симпатиями к анархизму и большевизму, взять на себя охрану Зимнего дворца, служившего резиденцией Керенского и местом заседаний Временного правительства{434}. Как утверждал впоследствии М.С.Урицкий, эти действия Керенского «реабилитировали» большевиков. Кроме того, Керенский дал возможность большевикам вооружиться, так как они должны были раздать рабочим 40 тыс. винтовок, значительная часть которых осталась в их распоряжении после того, как миновал кризис{435}. Насколько далеко зашла «реабилитация» большевистской партии, видно из решения правительства от 30 августа об освобождении всех большевиков, находившихся к тому времени под арестом, за исключением тех немногих, против которых были официально возбуждены уголовные дела{436}. Среди попавших под амнистию оказался Троцкий — 3 сентября он вышел из Крестов под залог в 3000 руб. и возглавил большевистскую фракцию в Совете. К 10 октября за решеткой оставалось только 27 большевиков, остальные были на свободе и приступали к подготовке нового путча{437}. В то же самое время Корнилов и другие генералы сидели в Быховской крепости. 12 сентября Исполком потребовал от правительства гарантий личной безопасности и «справедливого суда» для Ленина и Зиновьева{438}.

Не менее важным следствием дела Корнилова был разрыв Керенского с военными. Хотя офицерский корпус, будучи введен в заблуждение и не желая открыто выступать против правительства, отказался присоединиться к бунту Корнилова, военные прониклись презрением к Керенскому за то, как он поступил с их командующим, за арест многих видных генералов и за потакание левым. Поэтому, когда в конце октября Керенский обратится к армии с призывом спасти правительство от большевиков, призыв этот не будет услышан.

1 сентября Керенский объявил Россию «республикой». Неделю спустя (8 сентября) он ликвидировал отдел политической контрразведки, лишив себя главного источника информации о планах большевиков{439}.

Керенского неизбежно должен был сместить кто-то способный обеспечить твердую власть: теперь это был только вопрос времени. Человек этот должен был явиться из среды левых. Несмотря на все различия, левые партии плотно смыкали ряды перед лицом призрака «контрреволюции», причем это понятие включало для них любые попытки восстановления в России сильного правительства и боеспособной армии. Но, поскольку и то, и другое было для страны необходимо, инициатива, направленная на установление порядка, должна была исходить из рядов самих левых. «Контрреволюции» предстояло прийти под маской «подлинной» революции.

* * *

Тем временем Ленин, сидя в своем сельском убежище, вынашивал планы переустройства мира.

Еще 9 июля в сопровождении Зиновьева и рабочего Н.А.Емельянова он прибыл в Разлив — на железнодорожную станцию в дачной местности под Петроградом. Ленин сбрил бороду, и двух изображавших сельских тружеников большевиков устроили в находившемся неподалеку шалаше, который должен был служить им пристанищем в течение месяца.

Ленин, питавший отвращение к мемуарам, не оставил воспоминаний об этом периоде свой жизни, однако кое-что записал Зиновьев{440}. Они жили вдвоем, скрытно, но поддерживали связь со столицей с помощью курьеров. Ленина так раздражали нападки на него и его партию, что какое-то время он вовсе не читал газет. Он постоянно возвращался мыслью к событиям 4 июля и часто, размышляя вслух, спрашивал, была ли тогда у большевиков возможность взять власть, но каждый раз приходил к отрицательному ответу. Когда во второй половине лета их жилище стали заливать дожди, Зиновьев решил вернуться в Петроград, а Ленин направился в Хельсинки. Для пересечения финской границы у него были подложные документы, по которым он значился рабочим (на фотографии в паспорте он имеет довольно лихой вид — моложавый, гладко выбритый, в парике).

Лишенный возможности непосредственно руководить своей партией и, вероятно, смирившийся с мыслью, что больше у него не будет шанса захватить власть, Ленин сосредоточил внимание на стратегических задачах коммунистического движения. Он вернулся к работе о Марксе и концепции государства, которую в следующем году публикует под заголовком «Государство и революция». Труд этот был его завещанием будущим поколениям, проектом революционных преобразований, которые должны последовать за свержением капиталистического строя.

«Государство и революция» — нигилистическая работа, утверждающая, что революция призвана разрушить сверху донизу все «буржуазные» институты. Цитируя Энгельса, писавшего, что государство повсюду и во все времена представляет интересы класса эксплуататоров и отражает классовые конфликты, Ленин принимает это положение без доказательств и развивает его, опираясь исключительно на труды Маркса и Энгельса, но не обращаясь к реальной истории политических институтов или политической деятельности.

Главный тезис этой работы Ленин формулирует, ссылаясь на урок, извлеченный Марксом из Парижской коммуны и изложенный в его произведении «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта»: «Парламентарная республика оказалась в своей борьбе против революции вынужденной усилить, вместе с мерами репрессии, средства и централизацию правительственной власти. Все перевороты усовершенствовали эту машину вместо того, чтобы сломать её»[85]. В письме к другу Маркс так перефразирует эту мысль: «Если ты заглянешь в последнюю главу моего «18-го Брюмера», ты увидишь, что следующей попыткой французской революции я объявляю: не передать из одних рук в другие бюрократически-военную машину, как бывало до сих пор, а сломать ее»{441}.

Никакое из суждений Маркса о стратегии и тактике революции не удержалось так прочно, как это, в ленинской памяти. Он часто цитировал данный отрывок, ставший для него руководством к действию после захвата власти. Разрушительная ярость, с которой он обрушивался на российское государство, общество и все его институты, находила теоретическое обоснование в этом изречении Маркса. Маркс дал здесь Ленину ключ к решению труднейшей проблемы, встающей перед современным революционером: как уберечь победоносную революцию от идущей за ней следом контрреволюционной реакции. Решение это заключалось в том, чтобы уничтожить «бюрократически-военную машину» старого режима, лишив тем самым контрреволюцию почвы, на которой она могла бы произрастать.

Что же придет на смену старому порядку? Вновь обращаясь к размышлениям Маркса о Парижской коммуне, Ленин указывает на такие институты, предполагающие участие масс, как коммуны и народная милиция, где нет места офицерам и чиновникам старого, реакционного режима. В этой связи он предсказывает полное исчезновение профессиональной бюрократии: «При социализме все будут управлять по очереди и быстро