Пария - Энтони Райан

Моё сердце, жаждущее перспективы побега, забилось быстрее, как только я увидел открытую клетку, но волнение вскоре поутихло от понимания, что цепи всё ещё на месте. Тория лежала рядом со Спящим Боровом, и черты её лица говорили о неизбежном пробуждении. А вот Райт отсутствовал. А ещё я уже не слышал песни цепаря.

– Кэйр тиасла?

Голос приковал мой взгляд к двум фигурам перед клеткой. Цепарь стоял над коленопреклонённым Райтом. Поразительно было видеть настолько запуганным человека, которого я боялся столько лет: он опустил голову и плечи, словно ребёнок, ждущий удара от рассерженного родителя. Его лицо с широко раскрытыми глазами оставалось всё таким же неподвижным, а вот выражение цепаря застыло суровой маской презрения. Впервые я целиком видел его лицо. Красные отметины, от которых его бледная кожа казалась и вовсе бесцветной, выглядели намного обширнее, чем у его каэритского собрата. Они тянулись от лба до шеи, напоминая своим хаотичным узором пламя, и резко выделялись на коже. Видя морщинки вокруг его глаз и губ, но ни единого седого волоса в чёрных космах, я понял, что мне сложно угадать его возраст.

Наклонившись поближе к Райту, пленитель поднял руку и потряс возле уха разбойника чем-то, негромко звякнувшим: ожерельем амулетов Райта.

– Кэйр тиасла? – повторил цепарь, и я услышал насмешку в его голосе. Что бы ни значил этот вопрос, очевидно, ответ он уже знал.

Выпрямившись, цепарь затараторил какую-то тарабарщину на своём иностранном языке, слишком быстро для моего слуха. Однако для Райта эти слова явно что-то значили, поскольку выражение его лица, наконец, изменилось. Закрыв глаза, он сделал долгий неровный вдох и поднял лицо на цепаря. Когда он снова открыл глаза, в них ярко пылал непоколебимый вызов, и заговорил он сквозь сжатые зубы:

– Ихс Доэнлишь курим ихса гаэлир.

Презрение на лице цепаря резко сменилось гневом, хотя я заметил, как прежде там промелькнул приступ страха. Его кулак опустился, сильно ударив Райта по щеке. Я услышал, как от удара хрустнула кость, и разбойник, пошатнувшись, рухнул на дорогу. Он кашлял кровью, а цепарь поставил ноги по обе стороны от его головы, низко наклонился и задал вопрос на том же удивительном языке:

– Виарат?

Райт какое-то время содрогался на земле, выплюнул пару зубов, а потом несколько раз неровно вдохнул и смог чуть приподняться.

– Виарат?! – требовательно прокричал цепарь.

Однако Райт не обернулся к нему, а вытянул шею и посмотрел на меня. Молчаливый, поражённый ужасом человек, каким он казался всё путешествие, теперь исчез, и снова стал Райтом, которого я знал – со спокойным взглядом без тени испуга.

– Пути, которыми идти… – он поперхнулся, по подбородку потекла кровь. – Судьба, которую там встретить…

Тогда цепарь дико зарычал от ярости, опустил обе руки и схватил Райта за голову. Вены на его плечах и запястьях вздулись, и он давил всё сильнее. Я видел, как многие люди умирали по-разному, но такого – ни разу. Прежде, чем всё закончилось, я зажмурился, но от влажного хруста черепа Райта, подавшегося силе цепаря, меня всего передёрнуло. Если бы в животе ещё хоть что-то оставалось, то я, несомненно, исторг бы всё.

– Ебать. – Открыв глаза, я увидел, как Тория совершенно зачарованно смотрит на зрелище за решёткой. – Такого он раньше не делал.

Я заставил себя смотреть, как цепарь тащит труп Райта в болотную траву на краю дороги. И услышал всплеск, когда он добрался до трясины. Снова появившись, цепарь остановился на обочине, мрачно взглянул на ожерелье амулетов в руке, поднял его вверх и стал разглядывать бронзовые фигурки на шнурке. Я увидел, что дольше всего его внимание задержалось на черепе ворона, но без особого интереса. Вскоре на его лице застыла презрительная усмешка, и он швырнул ожерелье в болото к убитому владельцу.

Потом протопал обратно к телеге, захлопнул дверцу, и я услышал, как он хрипло пробормотал на незнакомом языке:

– Ишличен. – Слово прозвучало как оскорбление или проклятие, и на лице цепаря сохранялось угрожающее выражение, пока он усаживался на своё обычное место в передней части телеги. К сожалению, испортившееся настроение не помешало ему снова быстро запеть свою песню. Он щёлкнул поводьями, приводя телегу в движение, и его скрипучий голос взмыл ещё выше и ещё более нестройно, чем обычно.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Прошло ещё три дня, прежде чем нам выпал шанс, явившийся в форме непрошенного подарка, от которого всё же в моей груди пышным цветом распустилась признательность.

– Он мёртв. – Тория несколько раз ткнула ногой тугое пузо Спящего Борова, вызвав самый вонючий и долгий пердёж из всех, что до сих пор исходил из этой в остальном недвижимой туши. Мы проснулись, дрожа от росы, и обнаружили, что от мясистого лица нашего спутника не поднимаются, как обычно, струйки пара. И его гороподобный живот не поднимался и не опускался. А его кожа определённо приняла трупный вид – стала бледной и пронизанной венами на оконечностях, и тёмной от застоявшейся крови около дна телеги. Впрочем, я повидал людей в подобном состоянии, которые настороженно вскакивали, когда рядом уже начинали копать им могилу.

Я натянул свои цепи, чтобы поближе взглянуть на лицо Борова – его губы обмякли и отогнулись от зубов в посмертной ухмылке, и я испытал облегчение от осознания того, что он больше никогда не сядет. Если бы голод и холод не разжигали мой отчаяние, то я наверняка уделил больше внимания смерти Райта и тому, что это говорило о нашем пленителе. Впрочем, необходимость убрать труп Борова из телеги предоставляла возможность, от которой я не собирался отказываться.

– Он мёртв! – громко повторил я заявление Тории в сторону широкой спины цепаря. Он продолжал напевать, даже не обернувшись, и телега катилась дальше.

– Эй! – я так громко перекрикивал его гул его пения, что заболело ещё не зажившее горло. – Этот хуй мёртв! Слышишь? Ты не можешь оставить нас здесь с мертвецом!

Эти слова вызвали смех у наших сопровождающих, которые ехали ближе, поскольку дорога в болотистой местности сузилась.

– По крайней мере, еды у вас теперь навалом! – крикнул один из них в ответ. Он был самым старым, и потому самым измученным из них. Набухшие вены и желтоватый цвет угловатого лица говорили о пристрастии к выпивке. По большей части солдаты равнодушно смотрели на нас