Настроение – Песец - Инди Видум

— Насколько всё плохо? — серьезно спросил князь.

— Если ничего не изменится, то жить цесаревичу останется не больше суток. Илья, я не верю, что у тебя нет связи с тем, кто дал тебе основы целительства.

— Того, благодаря кому у меня есть основы целительства, давно нет в живых, — ответил я, осторожно выверяя слова. — Могу вам в этом поклясться, если у вас есть сомнения.

Потому что говорил я чистую правду: все, кто имел отношение как к созданию модулей, так и к созданию Песца, умерли настолько давно, что их невозможно расспросить даже в виде призванного духа.

Зимин понял, что я не вру, и скукожился еще сильнее.

— Я не представляю, что теперь делать. Павел Тимофеевич, что будет дальше, если цесаревич умрет?

— Если мы не сможем ничего изменить, то дальше во главе страны встанет Живетьева, — ответил князь. — Сначала регентом, а потом, когда информация об утрате реликвии станет общим достоянием, то императрицей. Но нас сметут еще на стадии регентства.

— Да, Арина Ивановна — дама мстительная, — согласился Зимин и задумался.

Подозреваю, о том, что Живетьева найдет, за что мстить и ему. Как-никак он уже несколько раз серьезно нарушал ее планы. А одна только информация об авторстве методики снятия блоков должна была подписать ему смертный приговор. Убивать после того, как методика пошла в народ, стало бессмысленно, но зло старушка затаила точно и отомстит, когда появится возможность.

Молчание затягивалось, и Шелагин-младший разбил его предложением:

— Распорядиться принести чай?

— А? — встрепенулся Зимин. — Чай? Нет, спасибо, мне нужно возвращаться. Я немного торможу, простите: не выспался и слишком много сил отдал. Мы уже и с накопителями не справляемся. Арина Ивановна любезно предложила все из запасов рода.

Он неловко встал, поблагодарил и направился к выходу. В этот раз провожал его я. Как-никак он был моим гостем, а выпустить с нашей территории мог либо я, либо княжич. Нужно будет дать допуск еще кому-нибудь…

По дороге Зимин еще раз попытался меня прощупать на предмет хоть какой-то помощи умирающему цесаревичу, но даже в отсутствие родственников я его ничем не порадовал. Как мне показалось, он уже особо и не рассчитывал на что-то, просто хватался за любую соломинку. Потому что понимал, что неудачу повесят на него. А вот если цесаревича удастся вытащить — все лавры достанутся Живетьевой.

Я его проводил, поставил Метку, пожелал удачи, в которой он нуждался, а потом бегом рванул к ожидавшей меня компании.

— Что делать будем? — спросил я, ворвавшись в собственную гостиную.

— Цесаревича надо вытаскивать, — озвучил решение Шелагин. — Но так, чтобы лавры достались Зимину, а не Живетьевой. Справишься?

— Попробую, — не стал я ничего обещать. — Не уверен, что зелье вообще сработает. С Живетьевой разобраться?

Шелагин недовольно поморщился.

— Ее трогать пока нельзя. Нужен открытый конфликт цесаревича и Живетьевой. Сейчас она выглядит его спасительницей, если ее убрать может быть неоднозначная реакция.

— Мне кажется, вы не правы, Павел Тимофеевич, — вмешался Греков. — Давить ее теперь надо чем быстрее, тем лучше. Она как присосется к императорским структурам — от нас ничего не оставит.

Шелагин откашлялся.

— Проблема в том, что в данной ситуации выставят ее убийц как противников короны, а значит, копать будут глубоко. Никогда нельзя быть уверенным, что Илья не оставит следов. На устранение убийцы императора могут посмотреть сквозь пальцы, на устранение спасителя цесаревича — нет. Слишком большой риск.

Следов я оставлять не собирался, но к мнению Шелагина решил прислушаться.

— Если она пришла на помощь, значит уверена, что цесаревич не выкарабкается, — заметил Шелагин-младший.

— Естественно. По ее указке наверняка и траванули, — заявил Греков. — Я пойду с тобой, Илья. Для подстраховки.

— Вы меня только тормозить будете, — не согласился я. — Запись сделаю. Можно переговариваться через средство связи Древних.

— От него голова болит, — пожаловался Греков.

— Поменьше болтайте, Алексей Дмитриевич. Я предупреждал о последствиях.

Нужное зелье — не мое, а из армейских запасов — я нашел, нашлепки распределил, после чего рванул за Зиминым. Удалился он уже прилично и ехал со скоростью куда выше, чем обычный затрапезный грузовичок, на который мне удалось переместиться. Особо торопиться смысла не было, поскольку все начнется не раньше, чем целитель доберется до места, где занимаются цесаревичем. Расстояние до Зимина позволяло настроиться на Метку, но ничего полезного я не услышал. Зимин оказался на редкость неразговорчивым, и тишина в салоне его автомобиля прерывалась только тяжелыми вздохами.

Как выяснилось, ехал он прямиком к дворцу, значит, цесаревича не отвезли в лечебницу, а решили нужные артефакты привезти к нему. Наверное, такую бандуру, какой проверяли меня во владениях Прохоровых, при наличии серьезных целителей использовать необходимости нет.

«Да ее вообще нет необходимости использовать, — вклинился в мои размышления Песец. — Ею только деньги хорошо вытягивать, для остального куда лучше даже средненький целитель. Это вообще не артефакт был, а издевательство над здравым смыслом. Если правитель позволяет себя на таком обследовать, то грош цена такому правителю».

«Он может не разбираться в целительстве и доверять тому, кому доверять не следует».

«Если он доверяет тому, кому не следует, неудивительно, что трон под его задницей начинает шататься и катапультирует правителя при первом же удобном случае. Как, собственно, и происходит сейчас».

Раньше я никогда над этим не задумывался, так как император стоял от меня настолько далеко, что я был уверен, что никогда его не увижу близко. Увидел. И узнал, что император отнюдь не является непогрешимым: делает ошибки, действует, основываясь на эмоциях, а не на пользе для государства, слушает не тех людей и вообще не слишком адекватный. Без такого знания живется проще, но теперь мне от него не избавиться никогда. И самое паршивое, что те же недостатки были и у цесаревича.

Вскоре грузовик пришлось покинуть, потому что его путь пролегал слишком далеко от дворца. Дальше я перемещался короткими порталами и к самому дворцу подойти не успел, когда Зимин поднялся к пациенту.

— Съездил? — насмешливо бросила Живетьева. — Доложился?

— Вы о чем, Арина Ивановна?

— О том, что ты слишком тесно общаешься с Шелагиными. Чуть что — сразу бежишь с докладом. Ох, и вертлявый ты тип, Иннокентий Петрович.

— Я ездил совсем по другому поводу.