Лем versus Стругацкие: Венера - Дмитрий Николаевич Никитин

Правда, этим, похоже, у Лема грешат все. Главный герой вспоминает о своем погибшем товарище, что с ним «мне лучше всего молчалось». «Остальное доскажет молчание», — глубокомысленно изрекает начальник экспедиции Арсеньев. Впрочем, когда герои Лема говорят, и это не объяснение природы раскрывающихся удивительных чудес Венеры, то действительно кажется, что лучше бы они молчали, поскольку эти речи кажутся страшно банальными. Даже чувствуешь некоторое злорадство от того, что девушку главного героя не убедили его разглагольствования по поводу того, что любовь «это не полет и не небо, а что-то прочное, как земля, в которую можно вбивать сваи, на которой можно возводить стены и строить дома». Пафос речей практически убивает фигуру начальника экспедиции Арсеньева, наделенного к тому же внешностью абсолютного положительного героя. Другой ученый — математик Чандрасекар тоже выглядит ненатурально, неотделимо от сотворенной им «Мыслящей машины». Из трех ученых, составляющих руководящее ядро экспедиции, как нормальный живой человек воспринимается, пожалуй, только физик Лао Цзу, маленький, всегда спокойный, но преисполненный огромной внутренней силы.

Нельзя сказать, что и у Стругацких удались все персонажи. Командир «Хиуса» Анатолий Ермаков — явно несет на своем челе мрачную тень романтического героя, обреченного на гибель. Не очень расписан и пилот Богдан Спицын, также обреченный авторами на смерть, правда, до потрясающей жуткой реальности неромантическую. В речах героев немало пустых слов, есть и недомолвки, но есть и настоящий, живой язык, насыщенный грубоватым юмором. Юмора, которого, похоже, совершенно лишены холодные грустные герои Лема (не считая Лао Цзы с его метким сравнением поведения человека, якобы запертым в Белом шаре — в сферическом пространстве — с пьяным, который кружит вокруг круглой тумбы и жалуется, что не находит выхода).

В «Стране багровых туч» у Стругацких действует четверка живых людей. Быков, Крутиков, Дауге и Юрковский — каждый из них вполне наделен индивидуальностью — как замечаемой первой внешней, так выявляющейся постепенно внутренней. И «Страна багровых туч» — лишь начало проявления перед нами мира этих людей, людей героической эпохи покорения тяжелых планет. В дальнейшем к этой четверке присоединяются представители молодого поколения — Иван Жилин в «Пути на Амальтею» и Юра Бородин в «Стажерах», играя, впрочем, свою, особую роль. Да и сами Стругацкие, похоже, постепенно охладевают к своим первым, ставшим для них слишком простыми героям старой команды Быкова, которых затмевают персонажи новых книг, люди «Полдня», куда более сложные Горбовский или Комов.

У Лема действительно любимым героем в жанре «твердой космической фантастики» становится пилот Пиркс. Но он мало что унаследовал от Роберта Смита из «Астронавтов», разве что увлечение альпинизмом. Кстати, Пиркс, один из наиболее впечатляющих и реалистичных образов космонавта в мировой фантастике, являлся именно пилотом, а не капитаном, каким стал у Стругацких Быков. Пиркс оставался космонавтом-одиночкой, даже когда работал в команде. А работал он, решая проблемы в основном с приборами, механизмами и прочими автоматами. Кстати, справиться с затесавшейся в экипаж роботом («Дознание») ему помогло именно затянувшееся, чисто лемовское, молчание. Молчание он хранил и тогда, когда обнаружил в другом роботе («Терминус») сознания людей из погибшего экипажа.

Так что же всё таки показалось мне лучше — «Астронавты» или «Страна багровых туч»? К слову, это были самые первые прочитанные мною произведения Лема и Стругацких, еще в ту детскую пору, когда книги я воспринимал без связи с их авторами и радовался, заполучив в руки любую фантастику. Насколько могу вспомнить, мне не понравилось ни то, ни другое. Казанцевская «Планета бурь» впечатлила гораздо больше. Стругацкие показались слишком мрачными, а Лем — скучным и непонятным (с Белым шаром и его сферическим пространством разобрался вроде бы только через годы, при третьем, что ли, перечтении). Сами авторы, как и говорилось выше, были не лучшего мнения о своих ранних произведениях. А мы, мы сейчас невольно ловим себя на мысли — неужели сейчас действительно могло быть так… В возможность мира «Страны багровых туч» верится легче, потому что в нем живут похожие, виденные нами люди. Ну, может быть, чуточку лучше, или не чуточку. Лем в этом отношении менее правдоподобен. Может быть, потому, что его герои хранят свое в себе и не говорят об этом с нами.