Тонкий полутролль. Часть 1: Тринитротолуол из Перистальтики - Константин Твердянко

Я прошел километров десять и шел бы еще — лишь бы подальше от логова. Но день, несуразный, дикий и гибельный, давно закончился, и ночь спустилась очень быстро. А кошмарная зверюга осталась там, в подземелье. Значит, надо что-то решать с ночевкой. И желательно — на дереве. Туда многотонная туша вряд ли заберется, бродячие псы — тоже, а бомжи-убийцы, надеюсь, не заметят.

Беспокоил меня не столько сам холод, сколько то, что я его не особо чувствую. Причем по всему видно, что мороз стоит лютый. Замерзать без нескольких часов мучений, конечно, приятнее, но что-то меня это не слишком радует. И руки-ноги терять тоже не хочется.

Вдруг вспомнилось: ведь с руками у меня что-то не так. Сильно не так. Очень сильно. Как я мог забыть?.. Короста там непонятная. Или что-то вроде. А еще… Точно! Нет, что такое, как же это может… Тут наверху резко каркнула птица, я вздрогнул и потер рукавицей щеку. Теперь не до отвлеченных рассуждений. Хотя почему же отвлеченных?.. Стоп, о чем я, о каких именно рассуждениях? А, ладно, наплевать. Раз забыл, значит, и неважно.

Ни о чем не хотелось думать — ни о маньяках с арматурой, ни о сожженной коже, ни о невозможных зубастых пауках, раздирающих медведей. Что толку ломать голову сейчас? Ночь бы пережить. Устал я очень. За всю жизнь не было столько смертельно опасных приключений, как за этот день. И заканчиваться они, судя по всему, не собираются.

Теплилась, правда, надежда, что сейчас я засну, а проснусь уже в палате, под капельницей, выходя из комы. И непонятный дремучий лес с его обитателями останется пугающим, но по-своему забавным вывертом сознания. Представляющим медицинский интерес, но совершенно безвредным. Но что-то пока елки, снег и ледяная лунная ночь казались чересчур уж реальными.

И собачий (волчий?) вой, донесшийся откуда-то издалека, тоже показался очень реальным. Вот будет глупо, если адский семиметровый паук не сожрал, зато загрызут банальные волки. Опять дурацкий нервный юмор…

Шутки шутками, а на подвернувшуюся ель я залез весьма быстро. И, как выяснилось через полчаса, совсем не зря: в темноте у подножья ствола замелькали светящиеся желтые точки, послышались скрип снега, возня и поскуливание — стая нашла добычу, только та оказалась высоковато. Однако хищники тут непуганые — запросто решили перекусить человечиной.

Руки и ноги затекли, и сильнее всего я боялся свалиться с елки, на радость зверям. Вдобавок жестокая стужа теперь уже стала по-настоящему ощущаться. Пальцы кололо сотнями ледяных иголок, тело пробирала крупная дрожь, стучали зубы. А ведь ночь лишь начиналась.

Волки тоже уходить не спешили, так и караулили под деревом. Не думаю, что они будут сторожить до утра — в конце концов, не единственная же я возможная добыча в этом лесу? Но до утра, скрючившись на тонких ветках, все равно не протяну — воткнусь в сугроб, как та ворона.

Удивительно: после всего, что стряслось с тех пор, как я пришел в себя посреди ельника, голодные волки внизу воспринимались как нечто само собой разумеющееся. Мол, ну звери и звери — надо просто пересидеть. Все равно на дереве ночевать хотел, пусть и не ожидал, что это так трудно. Психопаты с дубинами и арматурой были бы опаснее — они бы придумали, как меня с елки сковырнуть.

Вдруг хищники внизу насторожились, угрожающе зарычали. Причем очень громко и прерывисто. Крайне нервно, мне показалось. Потом снова был скрип снега, следом — протяжное шипение, а дальше — жалобный собачий визг, чавкающие удары, треск, всхлипы и скулеж. И все перекрыл пронзительный свист. Меня как будто со всей силы огрели бревном по голове — рухнул вниз, ломая ветви. Отключился, по-моему, еще не долетев до земли.

Очнулся же от жары и душноватого запаха, утирая пот со лба. Успел обрадоваться, что прошлый день и правда оказался сном или бредом. Ну явно ведь в казарме лежу, а не под елкой. Потянулся, открыл глаза и увидел перед собой белую льдистую корку, сияющую от солнца, поверх нее — тонкое женское запястье, а чуть подальше — окровавленную волчью морду, застывшую на снегу. Остекленевшие бельма пялились прямо на меня, а я — на них и на руку эту.

В голове после падения все плыло, и мысли тянулись как-то заторможенно. Сначала я немного приободрился, что нашел себе компанию, потом испугался, что женщина — тоже из числа психованных бомжей, затем — что ее убили волки, сразу же — что рука может быть и оторванной, как лапы у того медведя… Ужаснувшись от этого подозрения еще больше, я наконец-то перевел взгляд с запястья на все остальное. И явственно почувствовал, как дернулось сердце и как на затылке поднимаются немытые волосы.

Женская кисть, естественно, переходила в предплечье. Почему-то покрытое редкими темными пластинками по бледной коже. Только вот дальше рука переставала быть человеческой — угольно-черная, бороздчатая, в толстых щетинках. А росла она из той же гигантской туши, с которой я вчера встретился в подвале. Тварь лежала рядом, придавив меня сверху второй лапой и прижимая к своему белому пузу. Именно от него и несло жаром.

Я лихорадочно отпрянул от необычайно мягкой и теплой кожи, под которой снег протаял чуть ли не до земли. Отпихнувшись, сбросил с себя клешню, попытался отползти в сторону. Потом понял, что надо было дергаться аккуратнее, но было уже поздно: тварь проснулась от моей возни. С неожиданной прытью туша извернулась, вскочив на суставчатые паучьи ноги. Передо мной очутилась уже знакомая морда, показывая набор здоровенных зубов — размером с кухонный нож.

Я зажмурился и судорожно сглотнул. Не было душевных сил даже на то, чтобы бояться, и потому я почти отстраненно ждал, как эта чудовищная пасть перекусит меня пополам. Бежать некуда, не успею — видел, как резво носится это членистоногое тело.

Однако монстр опять как будто издевался — прошла секунда, другая, потом где-то с полминуты, а он все не нападал. Я наконец-то поднял веки и осознал, что тварь просто рассматривает меня, слегка поводя мордой из стороны в сторону. Она щелкнула, присвистнула, и мне почему-то почудилось, что зверюга чем-то озадачена. А после вышло совсем странное: на мое плечо опустилась та женская рука, которая крепилась к туше где-то в районе головогруди, и погладила меня. Через одежду и отмороженную кожу я не почувствовал прикосновения, но выглядело