Пути к Богу: Жизнь по Бхагавадгите - Рам Дасс

так и на Западе. Придя в церковь или храм, вы обнаруживаете, что большинство народу там словно бы отбывает некую общественную повинность: они исполняют ритуалы с тем же скучающим выражением лица, с каким проверяют список покупок в супермаркете. Они поют прекрасные песни о воскрешении и возрождении, но с ними ничего не происходит. Корень церемонии и ритуала изначально — в живом духе, но он давно уже был утерян, погребен под завалами механических и подчас не очень осмысленных действий, оставив вместо себя только пустую форму.

Но стоит мне вновь обратиться к этим ритуалам, когда я уже познал иные планы человеческого сознания и духа, стоит мне обрести внутренний центр и отрешиться от своих прежних реакций на ситуацию, как всё тут же становится на свои места: вот он — Святой Дух! Я думаю, что нас всех судьба готовила к служению делу воссоединения нашего общества с живым духом религии — именно всех нас. А произойти это может только одним-единственным способом: мы должны стать этим живым духом — ведь всё, что мы можем передать другим, — это только наша собственная сущность, наше собственное бытие. Слова не имеют никакого значения.

В этом процессе пробуждения, через который все мы сейчас проходим, есть несколько ступеней, несколько уровней эволюции сознания, которые прямо описаны в Гите на протяжении восемнадцати глав, посвящённых пробуждению Арджуны. Сначала он переживает отчаяние, потом на духовном горизонте начинает брезжить новая возможность, а потом человек пробуждается к новой жизни. Затем открывается мистическое видение и углубляется прямое восприятие — об этом повествуют главы с седьмой по двенадцатую. Потом идёт последняя ступень, которая наступает только в том случае, если вера испытуемого достаточно сильна: он открывается глубинной мудрости. Именно в такой последовательности фазы духовного пути обозначены в Гите.

Мы все находимся на разных уровнях осознания. Это не хорошо и не плохо, нельзя сказать, что один из нас лучше другого, просто мы оказались в разных точках пути. Просто чтобы почувствовать духовную трансформацию на вкус, давайте посмотрим, что говорили те, кто прошёл весь путь до самого конца. Вот слова Якоба Бёме[14], великого христианского мистика: «Внешний мир, внешняя жизнь есть юдоль страданий не для тех, кто ею наслаждается, но лишь для тех, кто познал жизнь высшую. Животное наслаждается животной жизнью, интеллект парит в царстве разума. Но тот, кто пережил возрождение, воспринимает свою земную жизнь лишь как тюрьму и тяжкое бремя»[15].

Кабир[16] сказал: «Танцы более не влекут меня. Разум больше не играет главную роль. Сосуд желаний разбит, одежды вожделения истрепались. Я сыграл достаточно ролей и не в силах больше играть. Друзья и близкие покинули меня. Имя Божье — вот всё, что у меня осталось»[17].

И Томас Мертон[18]: «Молния прочерчивает небо с востока до запада, озаряя горизонт и ударяя, куда ей заблагорассудится, и в тот же самый миг Божья свобода вспыхивает в душе человека и озаряет её до самого дна. И тогда он видит, что, хотя ему казалось, будто он ещё в середине пути, на самом деле он уже в конце его. Хотя он по-прежнему идёт сквозь время, он открыл глаза и узрел вечность»[19].

Все эти высказывания говорят о возможностях, скрытых в сознании человека. Некоторые из них трудно постичь неподготовленному уму, и возможно, именно курс по изучению Гиты может помочь нам увидеть всё в новом свете. В какой-то момент вы замечаете, что больше не идентифицируетесь с тем планом реальности, с которого в своё время начинали, что уже причастились иного мира или иного плана осознания, который уже стал для вас более реальным, чем тот, что вы оставили позади. (И когда-нибудь этот новый план тоже окажется иллюзией… но это случится, только когда придёт время.)

Когда мы начинаем пересматривать свою жизнь через призму такой книги, как Гита, нам нередко становится труднее играть наши прежние социальные роли. Я помню, как это случилось со мной: я как раз вернулся в Гарвард в начале шестидесятых. Мы с Тимоти Лири занимались исследованием психоделиков под эгидой университета, и гарвардское руководство несколько обеспокоилось, потому что мы заказали в Швейцарии ЛСД на полмиллиона долларов. Университет организовал наблюдательный комитет. Для научных сотрудников было совершенно неслыханно надзирать друг за другом, но ректорат был неумолим. Я был участником этого комитета, и мы никак не могли ни до чего договориться; наконец несколько его членов решили взять дело в свои руки и организовали публичный митинг с целью прекратить нашу деятельность. Главным обвинением было то, что она носит «ненаучный» характер — в основном потому, что, как они говорили, мы сами принимали химические препараты, а о какой науке может идти речь, когда точка зрения и восприятие исследователя изменяются прямо по ходу эксперимента?

Между прочим, в психологии есть давняя традиция, именуемая интроспекционизмом, которая имеет дело как раз с внутренним опытом и индивидуальными переживаниями, но в те годы она имела весьма дурную репутацию из-за засилья в официальной психологии бихевиористов. Бихевиоризм принял методы физики в качестве модели для изучения человеческого сознания и таким образом отверг всё, что нельзя было разглядеть снаружи. Наши попытки выдать то, что происходило внутри нас, за экспериментальные данные, была просто плевком в лицо тогдашней бихевиористской теории.

На митинге Тимоти взял слово и заявил: «Вы все неправы — я действительно учёный. Вы просто не в состоянии понять, что такое настоящая наука». Он обвинял их в том, что они готовы прекратить научные исследования, руководствуясь собственными невежественными предубеждениями.

Так или иначе, Тимоти всегда был добрым старым философом от науки и, полагаю, развернул бы отличную дискуссию, но со мной всё обстояло по-другому. Во время наших субботних ночных экспериментов с психоделиками со мной происходили самые удивительные и мощные вещи, какие вообще когда-либо случались в моей жизни, и в некотором роде это было для меня куда более реально, чем то, чему я учил студентов по понедельникам, средам и пятницам. Я не уверен, что был бы в состоянии защитить нашу научную методологию, а потому подошёл к делу совершенно по-другому, чем Тимоти. Я сказал: «Дамы и господа, вы совершенно правы. Я больше не могу называть себя учёным. Я возвращаю вам моё удостоверение. Отныне прошу считать меня «научными данными». Я — не более чем информация, можете изучать меня, чтобы прийти к выводу о том, что на самом деле случилось с Рам Дассом в результате экспериментов. Будьте учёными, исполняйте эту роль сами.